Потому что ночь - Кайли Скотт

разбудить тебя, отец, — говорит Генри, держа два пальца на расстоянии полудюйма друг от друга. — Это было дерьмовое шоу.

Лукас хмурится.

— Лос-Анджелес далеко от России.

— Древние любят захватывать земли. Ты это знаешь. А кровавая большая война всегда на время избавляет от скуки.

— Зачем тридцать лет придерживаться всех этих правил и норм? — спрашивает Лукас.

— Ты должен понять, что то, что произошло здесь в девяностые годы, не было чем-то уникальным, — говорит Сэмюель. — Популяция вампиров повсюду выходила из-под контроля. Нас было больше, чем можно было безопасно разделить с этим миром и его охотничьими угодьями. Проблема усугублялась тем, что мы стали беспечными. Век науки на какое-то время облегчил выживание. Люди стали более рационально мыслить и больше не прислушивались к старым историям. Многие отвернулись от религии и тех, кто мог бы предупредить их о том, что происходит ночью. Но и их на какое-то время стало меньше. В человеческих войнах прошлого века погибло сто миллионов человек. Но вот что хорошо: они трахаются как кролики и быстро размножаются.

Генри играет пару тактов какого-то произведения в быстром темпе. Возможно, это его вариант классической порномузыки.

— Но, что еще важнее, изменились технологии. Изменилось управление. Люди больше не пропадают без вести, не получая никаких результатов от властей. Существуют базы данных отпечатков пальцев и ДНК.

— Генри объяснил мне, как далеко шагнула наука, — говорит Лукас. — Меня не удивляет, что люди несут свою индивидуальность даже в крови. Любой вампир мог бы сказать тебе то же самое.

— И дело не только в ДНК, — продолжает Сэмюель. — Камеры повсюду, и способов отследить нас множество. Наша раса не может позволить себе иметь глупцов или беспечных новорожденных, подвергающих всех нас риску. Мир стал намного опаснее для вампиров, чем раньше, — говорит Сэмюель. — Не только мы принимали решение о мерах по сокращению численности вампиров. Многие семьи запрещали создавать новорожденных и создавали стаи, чтобы уничтожать любых существ, забредших на их территорию. Повсюду вспыхивали войны за охотничьи угодья. Большинство семей уменьшилось. Некоторые даже были полностью стерты с лица земли.

— Это опасные времена. В прошлом году один дурак сидел на пляже на Ибице и ждал, когда взойдет солнце. Он транслировал это в прямом эфире в социальных сетях, чтобы весь мир увидел. Это списали на трюк для рекламы нового фильма ужасов. Повезло, что наши тела, превращаясь в пепел, не оставляют никаких следов. — Генри начинает играть произведение Шопена. — Девяностые годы стали чисткой для нашего вида. Есть предположения, что наша популяция сократилась почти на семьдесят процентов.

— Это все еще происходит? — спрашивает Лукас.

— Нет. По крайней мере, не в таких масштабах, — отвечает Генри. — К новому столетию наша численность достаточно снизилась, чтобы все могли расслабиться. Но, судя по полученным мною отчетам, мир там все еще не такой уютный, как раньше, отец.

— Нам следовало поговорить об этом раньше, — укоряет Лукас.

Генри откидывается на спинку сидения рояля.

— Я только что вернул тебя. Прости меня, если я хотел несколько ночей повеселиться, прежде чем подробно рассказать о том, как мир превратился в дерьмо, пока ты спал.

Лукас опирается рукой на спинку шезлонга и возится с кончиком моего хвоста. Подхватывает прядь волос и наматывает ее на палец. Такое поведение, по меньшей мере, странно. Мы не трогательные друзья. Мы даже не друзья. Хотя, похоже, это серьезный разговор, который лучше не прерывать. Поэтому я слежу за его движениями, но держу рот на замке. Однако мой ботинок нервно сдвигается к персидскому ковру у моих ног. Сегодня вечером мое тело хочет двигаться; сидеть на месте — отстой. Я как неугомонный ребенок.

— Почему ты здесь, Сэмюель? — спрашивает Лукас. — Что тебе нужно?

— Ты должен занять место Арчи, — отвечает он. — В любом другом случае совет будет выглядеть слабым и оставит их открытыми для противостояния. Ты вынудишь их действовать против тебя. Как ты понимаешь, законы были встречены с прохладой. Совет уже публично заявил о своем намерении смягчить их, а также сократить присутствие охранников членов совета на улицах. Но Лев был замечен в Сиэтле. Мы знаем, что его семья не очень хорошо восприняла его неудачу здесь. А беспорядок, который сейчас царит на твоей территории, может понравиться любому, кто ищет место, чтобы создать неприятности.

— Дом на озере Комо прекрасен в это время года, — говорит Генри. — Или пентхаус в Копенгагене. К черту. Даже старый замок со сквозняками в Шотландии был бы терпим, учитывая обстоятельства. На всякий случай, если кому-то интересно, о чем я думал.

— Дело в том, что тебя не было здесь, чтобы помочь разобраться с этим дерьмом, когда нам чертовски нужна была помощь, Лукас, — говорит Сэмюель грубым тоном. — Если ты собираешься остаться в этом городе, ты должен сделать шаг навстречу. Мы не хотим еще одной резни. Но, если Лев снова начнет устраивать хаос, у нас может не остаться выбора.

— Что произошло с семьей Арчи, после его смерти? — спрашивает Лукас, меняя тему.

— Некоторые скрываются. Некоторые присоединились к другим семьям, — сообщает Сэмюель. — Но даже после того, как его семья уменьшилась, один из охранников Арчи, Джошуа, предпринимает шаги. Ходят слухи, что он был семейным убийцей, но нам трудно это подтвердить. Я считаю это маловероятным, поскольку мои источники подтвердили, что именно он заказал убийство тебя прошлой ночью возле того клуба.

— Почему бы ему не сделать это самому, если он действительно убийца? — спрашивает Лукас.

— Я тоже об этом подумал.

— Погоди. Кто-то по имени Джошуа пытался нас убить? — резко спрашивает Генри. — Ты серьезно?

Сэмюель пожимает плечами.

— О, его голова, блядь, моя. Черта с два Джошуа будет платить людям, чтобы те стреляли в нас.

Лукас поднимает руку, призывая к молчанию. Ту, которая не занята игрой с моими волосами. Он делает небольшую паузу, прежде чем сказать:

— Я не помню, чтобы кто-то с таким именем был особенно близок к Арчи. Он был назначенным наследником? Унаследовал ли он семейные деньги?

— Нет. Это и есть самое интересное. — Улыбка Сэмюеля медленная и какая-то злая. — Арчи держал свой кошелек в узде, а свое богатство хорошо скрывал. В случае его печальной кончины все это должно было достаться его любимчику.