Милость крестной феи - Мария Заболотская

Глава 17

– Значит, ты обречена умереть от безнадежной любви по воле феи? – дрогнувшим голосом спросил Ашвин после долгого молчания.

– Фея поклялась мне в этом, – ответила Эли со спокойной печалью. – И думаю, ее обещанию можно верить.

– И тебе суждено полюбить… принца?

– Его – и никого более.

– Но откуда ты знаешь, что все это правда? – с неожиданной горячностью воскликнул Ашвин, радуясь тому, что в полумраке Эли не разглядит, как покраснели его щеки. – Прости, но… – тут он хотел было сказать, что повстречаться с принцем в лесу совершенно невозможно, но разве можно произносить слово «невозможно», когда всерьез рассуждаешь о проклятии феи?!

– Ты обещал, что не будешь смеяться, если я скажу тебе правду! – нахмурилась Эли.

– Я и не смеюсь, – Ашвин растерянно взъерошил свои волосы, напрочь позабыв и о грозе, и о прежних своих страхах и переживаниях. – Мне просто кажется… что все это чертовски несправедливо! И вовсе не обязано быть правдой!

– Если ты веришь в то, что я говорила с феей, то уж поверь и в это, – строго ответила Эли. – Или ты думал, что волшебство бывает только добрым? Впрочем, можешь считать, что я просто сумасшедшая девчонка из леса и все, что я тебе рассказала, – выдумка, не стоящая внимания!

Ашвину очень хотелось сказать, что именно так он и собирается считать, – его необычайно возмутило услышанное. К тому же Эли говорила о воображаемом принце так, словно уже была с ним по меньшей мере помолвлена, а это ощущалось во стократ раз обиднее, чем то, что Ашвин раньше считал отчужденностью. Он словно обманулся, очаровавшись таинственными историями о феях и волшебстве, – и вот, пожалуйста! Оказалось, что феи – если уж верить в их существование! – забавы ради подарили самую добрую и удивительную девушку из тех, что он встречал, какому-то принцу, и с этим ничего нельзя поделать. Да что там! Даже если никаких фей на самом деле нет, девушка эта все равно вбила себе в голову, будто ее судьбу не изменить… Но как бы ни разозлило его услышанное, он не хотел снова обидеть Эли.

– Я верю тебе, – сказал он, сделав над собой усилие. – Но мне кажется, что должен быть какой-то выход. Ведь ты сама говорила, что жить нужно так, словно нет никакой предопределенности, нет судьбы! Что, если ты встретишь… принца – и ничего не случится?

– Но все уже случилось! – В голосе Эли что-то надломилось. – Он… не узнал меня, как и говорила фея. Довольно, Ашвин! Я не желаю больше об этом говорить…

И они смолкли, думая каждый о своем и вздрагивая от раскатов грома и отблесков молний. Эли, обхватив колени руками и спрятав заплаканное лицо, печалилась о том, что зря решилась рассказать Ашвину часть правды: «Он не поверил! И думает теперь, что я просто полоумная девчонка, не отличающая жизнь от вымысла». Ашвин же лихорадочно размышлял, как избавиться от проклятия, – неважно, настоящим ли оно было или выдуманным, – ведь что так, что эдак оно причиняло боль Эли.

– Послушай, – наконец сказал он. – Ты говоришь, что тебе была предсказана смерть от безответной любви. Но что будет, если любовь все-таки окажется взаимной?

– Фея сказала, что этого не случится. Он никогда не полюбит меня, ведь я не приняла дар особой судьбы, – глухо прозвучал ответ.

– Она не смогла убить тебя, и, следовательно, ее волшебство не всесильно! – возразил Ашвин. – Если сломать одну часть проклятия – ту, что послабее, – сломается и все остальное.

– Ее колдовство очень сильнó, и вряд ли в нем найдется какой-либо изъян, – с сомнением заметила девушка, но приподняла голову, несколько оживившись.

– Но всё же.

– Наверное, тогда чары и в самом деле падут, – сказала Эли, поразмыслив.

– И ты будешь спасена! – воскликнул Ашвин.

– Но… Но тогда… – Девушка задумчиво потерла лоб. – Выходит, я в тот же миг разлюблю его! Ведь все мои чувства – морок, злое волшебство, и оно развеется вместе с проклятием. А вот он… Что будет с ним? Ведь его любовь может быть и самой настоящей – раз уж она возникла вопреки воле феи…

– Да какое тебе дело, что будет с его любовью? – отмахнулся юноша, к тому времени уже от души возненавидевший выдуманного принца Эли. – Он-то вряд ли умрет из-за разбитого сердца! А ты будешь жить. И будешь свободна от чар!

Он почти выпалил, что готов сам отыскать для нее принца и заставить его влюбиться по уши, – никогда еще Ашвин не чувствовал себя таким решительным! – но вовремя удержался: кто знает, не станет ли это концом их странной хрупкой дружбы? Верь в волшебство или не верь, но там, где о нем постоянно говорят, все рано или поздно становится зыбким и непредсказуемым, точно горячечный сон.

Эли его слова, казалось, застали врасплох: она смолкла, что-то обдумывая, и лишь пару раз бросила на Ашвина косой, испытующий взгляд.

– Не уверена, что это добрый исход, – вздохнув, промолвила она.

Но Ашвин упрямо подумал, что так просто не сдастся.

Узнав, что Одерик собирается отправиться на поиски Эли вместе с едва знакомым чужестранцем, Маргарета пришла в отчаяние. Ей казалось, что ее прежде рассудительный муж помешался из-за череды несчастий, обрушившихся на их семью, и поверил в собственную выдумку, чтобы унять нестерпимую боль сердца.

– С чего ты взял, что Эли была в Терновом Шипе? – вопрошала она у Одерика. – Всего лишь из-за голубя, испачканного сажей? Да мало ли как это могло произойти! Кто угодно мог его выпустить из клетки…

– Мальчишка пропал точно так же бесследно, как и Эли, – отвечал на это Одерик. – И мы-то с тобой лучше прочих знаем, что их судьбы были связаны. Магией ли или обычной влюбленностью – кто знает. Но если отыщется Ашвин, то рядом с ним будет и Эли, я уверен.

– А я вовсе не уверена в этом! – вскричала в конце концов измученная Маргарета, устав его увещевать. – Мы знаем точно только то, что наша дочь исчезла, пожелав встретиться с феей! И стало быть, только фея знает, что с ней произошло. Разгадка всему – в старом саду. Там эта история началась – там и завершится. А ты уезжаешь прочь, поверив какому-то чужаку!

– Послушай, Маргарета, – устало промолвил Одерик. – Умением говорить с феями наделен твой род, но не мой. Я обычный человек и буду искать Эли так, как умею. Не мне судить о волшебных делах. Признаться честно, я и вовсе не хотел бы о них знать.

Никогда раньше он не упрекал жену в том, что она виновата в этой беде, – да и сейчас, наверное, не желал обидеть ее, – но слова эти ударили так точно и больно, что больше Маргарета не уговаривала его остаться. Забрав с собой нескольких самых расторопных слуг, Одерик уехал на следующий же день поутру, на прощание сказав, что будет рад, если сударыня теща при случае задержится в гостях подольше, – его запоздало встревожило то, как притихла жена и как осунулось ее и без того бескровное лицо.

Старая Хозяйка, казалось, только и ждала этих слов: не успела пыль от копыт верховых лошадей улечься у ворот поместья, как ее скрипучая коляска была уже тут как тут. Но как же ошибался Одерик, когда думал, будто она собирается предостерегать и удерживать Маргарету от безумств и неосмотрительных поступков!

– Уехал, да оно и к лучшему, – деловито сказала пожилая дама, расцеловав бледную, убитую горем дочь. – Одерик – человек хороший, но и вправду ничего не смыслит в тяжбах с фейским родом. Пусть ищет Эли там, где ему видится след, а мы с тобой будем требовать ответа у тех, кто его точно знает! Чем меньше любопытных глаз и длинных языков – тем спокойнее…

И той же ночью они с Маргаретой, настрого приказав служанкам не искать их и не любопытствовать, отправились в старый сад, где до утра по очереди требовали у феи показаться и объяснить, по какому праву она забрала к себе человеческое дитя, ведь Эли никогда не была обещана Дивному Миру.

– Должны же и феи держать слово! – с возмущением восклицала Старая Хозяйка, стуча тростью по земле. – Мы смиренно приняли проклятие, раз уж провинились перед волшебной дамой,