Шелк и пар (ЛП) - Макмастер Бек

Может ли он доверять Мине? Наверняка и она гадает, может ли доверять ему. Тогда как он смеет требовать, чтобы Арамина ему отдалась, когда сам не раскрыл некоторые свои намерения?

Внутренности свернуло узлом, но Лео заставил себя сказать:

— Если вы хотите правду, Мина, то знайте: в ваших силах меня уничтожить. Если хотите, вы можете нанести удар по герцогу Кейну, но отца не вернете. Никогда не утолите ту пустоту в душе, которую, думаете, заполнит месть. — Лео погладил ее по щеке. — Вы лишь уничтожите меня. Не его. Меня.

Темные глаза встретились с его. В них отразилось потрясение. Затем неуверенность.

— Выбор за вами, — прошептал Лео. — Я знаю, вас пугают чувства между нами, но тут… тут вся власть в ваших руках.

— Вы дурак, — выдохнула она, — раз говорите мне это.

— Может быть. — Он и в самом деле дурак. Когда дело касалось Арамины, Лео терял последние крупицы разума, но, черт побери, ничего не мог с собою поделать. — Или я просто верю, что знаю вас, совсем немного. Вероятно, я единственный, кто осмеливается подобраться к вам достаточно близко, чтобы узнать вас всю. Бегите от меня, уничтожьте, чтобы снова почувствовать себя в безопасности, но я не думаю, что вы того желаете. — Проведя большим пальцем по ее губам, Лео понизил голос: — Но выбор за вами, в этом и во всем, что между нами происходит. Не стану лгать, я хочу вас, Мина, но именно вам придется сделать первый шаг, и посему я выбираю доверие.

Опустив руки, Лео шагнул назад. Касаясь пальцами своих губ, словно до сих пор ощущая его ласку, Мина неотрывно смотрела ему вслед.

Открыв дверь, Лео замер на пороге.

— Вам не нужно меня бояться. Никогда не нужно было.

И закрыл за собой дверь, давая Мине взять себя в руки. Надеясь, что принял правильное решение.

***

Сидя в своем кабинете и проводя граненым хрустальным бокалом по губам, Мина пустыми глазами смотрела на огонь. С бала она уехала рано. Была слишком потрясена для расшаркиваний. Внутри бушевала буря.

Выбор.

Бэрронс буквально признался в своем незаконном происхождении, и если она того пожелает, то может открыть сей факт. Наконец у нее есть возможность уничтожить герцога Кейна — человека, приложившего руку к смерти ее отца.

Но одновременно она уничтожит и того единственного, кто, непонятно, как, но смог проникнуть за ее лощеный, безупречный фасад. Единственный мужчина, чья сила воли сравнится с ее. Мина не обманывала себя — в том была часть привлекательности Бэрронса. Живя в своей золоченой башне из слоновой кости, она была недоступна — для всех, кроме него. Никто больше не осмеливался взять штурмом ее крепость, и пожалуй, иного герцогиня не желала.

«Я не стану лгать, я хочу вас, Мина…» Но чего именно он от нее хочет? И не слишком ли высока цена?

Черт его возьми, почему Лео открыл ей правду? Почему доверил столь мощное оружие, а затем ушел? Во власти Мины его уничтожить, он должен был это понимать.

Это ее долг перед отцом.

Ведь так?

Мина медленно вынырнула из своих мыслей, и ее глазам предстало жадно пожирающее дрова пламя. Еще мгновение она смотрела на огонь, затем повернулась к столу, где лежала изобличающая папка Гоу. Дрожащими руками раскрыла ее и уставилась на фотографии.

— Будь ты проклят, — прошептала Мина. Она решилась. Не глядя швырнула папку в огонь. Не могла смотреть. Сгорала ее месть, закрывалась дверь за прошлым, а впереди маячило неопределенное будущее.

Схватив плащ, Мина поднялась наверх. Нужно переодеться в более удобный для ночного времени наряд. Наряд, в котором ее никто не узнает.

Ей предстояла работа.

Глава 8

Сэр Гидеон Скотт знал, что Арамину что-то беспокоит. Глава Первой партии человечества пользовался большим уважением среди аристократии, хоть многие голубокровые Эшелона презирали его манеру вести дела. Рожденный в незначительном доме, он заработал себя имя именно благодаря этой самой манере. Принц-консорт его терпел, ибо сэр Скотт пытался найти пути для примирения бунтовщиков и Эшелона. От него ни разу не слышали призывов к войне, которые не сходили с уст почти всех гуманистов.

По крайней мере, не слышали публично.

Гидеон щедро плеснул виски в бокал Арамины и добавил туда капельку крови. Они расположились в его кабинете, где пахло сигарами, пчелиным воском и дорогой кожей, а стены были оклеены бордовыми и кремовыми обоями. Очень мужская комната, где зачастую собирались амбициозные политики, входившие в Первую партию человечества.

Приняв бокал, Мина подошла к окну и посмотрела на улицу.

— Принц-консорт собирается увеличить кровавую дань, — сказала она наконец. Больше полугода назад гуманисты серьезно повредили все сливзаводы, что собирали и хранили кровь, которую население сдавало в качестве налогов. Не те, кто подчинялся Мине, но другие члены партии, которые взяли дело в свои руки. И в этом заключался один из главных поводов для ее раздражения — от Мины мало что зависело. Она могла направлять, тянуть за ниточки, помогать деньгами, но по сути каждый гуманист — мужчина, женщина ли — обладали своей собственной волей.

Но не в том ли сама суть их дела? Раскачать Эшелон и добиться свободы для людей?

Верно, но поджог сливзаводов повлек за собой цепочку событий, которых она надеялась не допустить. Потеря заводов и запасов крови создала пустоту, которую требовалось заполнить. Кровавая дань возрастет, и в конечном итоге пострадают именно люди. Если они сейчас осмелятся протестовать, принц-консорт просто обрушит на недовольных Троянскую кавалерию.

В детстве Мина пыталась примириться с грузом своей человеческой природы и уготованным ей будущим: контракт или трэли, или консорта с каким-нибудь влиятельным аристократом и жизнь, полная роскоши, под его защитой. Едва ли самая страшная участь, но для нее — тюрьма. Уже тогда Мина понимала, что, приняв подобную судьбу, со временем зачахнет; ее острый ум, не получая должной пищи, подведет свою хозяйку. Она, без сомнения, будет полна горечи и сожалений и вероятнее всего попытается справиться с недовольством, спуская деньги своего покровителя на наряды, которые ей на самом деле не нужны.

И когда на смертном одре отец предложил ввести ей свою кровь, она с радостью — даже нетерпением! — согласилась. Счастливица — у столь многих такого выбора не было, и Мина понимала их озлобление.

Алекса, родственная душа, тоже мечтала об иной судьбе, молила, чтобы пришло ее время — то время, когда ее участь изменится. Мечты королевы были столь заразительны, что Мина с головой погрузилась в общее дело. Почему бы и другим молодым женщинам, не только Мине, не обмануть судьбу? Почему человеку самому не выбирать свой удел?

Каких-либо обязательств перед Эшелоном Мина не чувствовала. Скорее даже она часто думала о голубокровных как о безликом враге, который издевался и передразнивал ее, когда она впервые после заражения появилась в свете.

— На сколько? — Сэр Гидеон вздохнул.

— Говорят, что в два раза…

— В два раза?! Черт побери, налог уже очень высокий! Половина жителей беднейших районов города просто не сможет сдавать больше крови! Они разорены, голодают, живут в условиях, каких я бы не пожелал даже крысам. Такое повышение налога может их убить.

— Ходят слухи, что он подумывает снизить минимальный возраст для обязательной сдачи крови, — сказала Мина и отпила огненного напитка. Горло обожгло, но ей хотя бы стало чуть теплее. — Вероятно, до двенадцати лет.

Сэр Гидеон побледнел.

— Не может быть! Вряд ли ситуация с запасами крови для Эшелона столь критична. Ни за что в это не поверю!

— Конечно, нет. Только вот тех гуманистов, которые подожгли заводы, так и не поймали. Поймали только Меркурия, их предводителя. — А точнее мужчину, который, притворившись Меркурием, пожертвовал собой. — Это возмездие. Способ наказать население за то, что спрятали гуманистов. Предупреждение, что в следующий раз подобное злодеяние не простят.