Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова

А его кто-нибудь охраняет? — беспокойство, что о потайной лазейке могут знать не только жители замка, съедало.

— Охотники, которых король оставил.

То-то я никого из них в замке не встречала. Вон они где все затаились!

* * *

— Вы уже с ног сбились, и мальчишку своего загоняли, — я взяла из рук кухарки котелок и корзину, из которой торчала бутылка с молоком и каравай свежего хлеба. — Давайте, я охотникам обед отнесу.

— Не положено, — буркнула она и опасливо обернулась на лежащего в углу на мешковине сына. Бедняжка уснул от усталости.

Ей бы в помощь кого из деревенских, но из-за того, что за пределы замка никого не выпускали, о нужде в той помощи сообщить было некому. Последним выезжал доктор, но вернулся быстро. Он и рассказал, как неспокойно вокруг. В трактире только и разговоров о целой армии чужаков, перемещающейся от деревни к деревне. И ведь до чего неуловимые были, злодеи. Только отряд егерей появится на горизонте, как лихой народ растворяется в ночи.

— Пожгли храм в Бестужах, — доктор кутался в плед. — Вынесли все самое ценное, священника к воротам прибили. Говорят, записку при нем нашли: «Отдай мое, и я твое не трону».

Я опустила лицо в ладони. Мне и без этих слов было понятно, кого и зачем ищут. Дикрей ни за что не остановится, пока не добьется своего. Мне ли не знать?

Сегодня я застала, как Велица сама стирает белье, хотя обычно его отдавали прачкам в деревню и назад привозили свежее. Да и телеги с припасами перестали приходить. Прошла всего неделя с разговора за столом, а присутствие в наших местах разбойника уже чувствовалось. Праздно шататься по замку, пока другие хоть что-то делают, я не могла, поэтому пошла к кухарке.

— Оденься теплее, — напутствовала она нежданную помощницу, так и не решившись разбудить сына. Напялила на меня свой огромный чепец и связала ленты под шеей, потом накинула на мои плечи шерстяную шаль, закрепив концы за спиной. — Там дует. Вмиг заледенеешь.

— Куда идти-то?

— Лесенку, вырубленную в скале у свинарника, видела?

— Которая к птичнику выводит?

— Ага. Как на нее ступишь, все время левой рукой по стене веди. Запомнила? Потому как если правой поведешь, напрямик к горячим источникам выйдешь. Заживо сваришься.

— И сколько рукой вести?

— Пока тебя не окликнут.

* * *

Завидев меня с котелком и корзиной, свиньи засуетились, завизжали в предвкушении кормежки и были заметно разочарованы, когда я прошла мимо. Лесенку, если бы ее мне не показал Палек, ни за что не нашла бы — столь умело она была спрятана меж скалистых выступов. Птичник тоже встретил суетой, но быстро угомонился. Надев на сгиб локтя корзину, я приложила ладонь к стене и почувствовала (не увидела, а именно почувствовала), что в ее теле вырублена гладкая канавка, которая будто путеводная нить вела меня к тому месту, где затаились охотники. Звук моих осторожных шагов разносило пугающее эхо. Ветер задирал юбку и холодной рукой прикасался к лодыжкам. Пришлось ускорить шаг, чтобы он не успел закинуть юбку на голову, до того сильны были его порывы.

Тени то сгущались, то расходились — это дневной свет нет-нет и пробивался через расколы в потолке. Пылинки плясали в остро режущих темноту лучах. Но я и такому освещению была рада — кухарка забыла предупредить меня о лампе. Скорее всего, нужно было снять ту, что висела у входа в птичник. Но как тогда я несла бы котелок?

«И зачем мне свет? Не стану отрывать ладонь от стены, попаду к нужному месту и без огня», — успокаивала я себя, когда один из отрезков пути оказался совсем уж темным. Только что свет буквально слепил, прорываясь из щели сверху, и вот точно упал тяжелый занавес.

Старясь как можно быстрее пересечь жуткую тьму, я наткнулась на что-то мягкое. От неожиданности упала на колени. Котелок такого поворота не выдержал и тут же расплескал содержимое. Пытаясь подняться, путаясь в длинной юбке, я невольно отняла руку от стены и оперлась на непонятную преграду. Меня едва не вырвало: подо мной лежало мертвое тело. Кровь еще была теплой, что тут же навело на мысль, что убийца где-то рядом и слышит мое дыхание.

Я попятилась, безуспешно пытаясь обнаружить чужое присутствие.

— Вот и встретились, милая, — со спины ко мне прижалось сильное тело. — Думала, не узнаю свою Милену в служанке? У меня бы ты была королевой…

Стоило заслышать вкрадчивый голос, как не осталось сомнений — Дикрей меня нашел. Я громко всхлипнула. Ладонь, пахнущая кровью, запечатала рот.

— Тише-тише, не надо шуметь. Или ты хочешь, чтобы я еще кого-то убил? Опусти корзину, она тебе больше не пригодится.

Я скинула с локтя ношу. Корзина глухо ударилась о камни, и в пугающей тишине ясно послышалось, как из разбитой бутылки выливается молоко.

— Я сказал, опусти, а не брось, — шипение Дикрея резало слух. Я кивнула, показывая тем, что больше не буду шуметь.

Немного постояв, прислушиваясь к тишине, Дикрей вновь зашептал:

— Сама пойдешь, или взвалить тебя на плечо? — его дыхание обжигало шею.

Я помотала головой. Но как только рука Дикрея сползла с моей талии, со всего маха саданула тень за спиной зажатым в руке котелком. И попала!

Я ни минуты не сомневалась, что жизнь моя будет недолгой. И что меня ждет перед кончиной, лучше не представлять, а потому вложила в удар всю свою ярость.

Темнота не была мне помощником, но не была и врагом. Шарить руками в надежде, что отыщется приведшая меня сюда стена, казалось бесполезным — я понятия не имела, где она находится, а потому просто побежала. Вперед, подальше от грязно выражающегося разбойника.

Дикрей, через мгновение пришедший в себя, побежал следом. Его бухающие шаги подстегивали.

Я, споткнувшись, кубарем скатилась по крутому склону, который зашвырнул меня на уровень ниже. Котелок, подскакивая и ударяясь о камни, грохотал так, что я вовсе перестала соображать, где верх, а где низ. Эхо множило звуки. Сначала я кинулась за своим единственным оружием, но вовремя сообразила — зачем мне котелок? Только время терять. Он так и покатился в темноту.

«Не останавливайся! Не останавливайся, иначе смерть!» — поторопила я себя и сунулась в первую же попавшуюся щель — подальше от все еще грохочущего котелка.

Животный страх гнал меня вперед, и я сама