Легенда (ЛП) - Халле Карина

Я понял, что у него переменчивое настроение, и лучше всего не поддаваться на это.

— Хорошо, — говорю я ему. — Садись, и я почитаю карты о твоей судьбе.

Он послушно садится на край кровати и выжидающе смотрит на меня. Время от времени он бросает взгляд на мой член и с трудом сглатывает, и я вижу голод в его глазах. Но придется подождать.

— Что ты знаешь об арканах? — спрашиваю я его.

— Немного, — признается он.

— Хорошо, — говорю я. Эйб не знает о моей магии, и я намерен продолжать в том же духе. Если расскажу ему слишком много, он может подумать обо мне по-другому, а после того, что произошло в Сан-Франциско, я не хочу рисковать. — Тогда скажи, на чем мне сосредоточиться? Есть ли какой-то конкретный вопрос, на который ты хотел бы получить ответ? В какой сфере твоей жизни тебе больше всего нужна информация?

Он прикусывает губу, размышляя.

Я продолжаю тасовать карты, пытаясь понять его. Чем больше тасую, тем больше моя энергия влияет на расклад, тем больше я чувствую себя причастным к завесе и будущему за ней. Такое же ощущение возникает в воздухе перед грозой, когда все вокруг становится темным, живым и наэлектризованным.

Наконец он говорит:

— Я хочу знать, куда мне идти.

Я замираю, собираясь повторить его вопрос. Кажется, что карты жужжат у меня под пальцами, как пойманная колибри, и я быстро начинаю тасовать их снова.

Куда ему идти? Почему он должен куда-то идти? Почему он не может остаться здесь?

— Хорошо, — говорю я, прочищая горло. Закрываю глаза и не обращаю внимания на свои чувства, а смотрю вглубь, сквозь темные пространства внутри себя, в другую сторону, туда, где все темнее. — Куда должен пойти Эйб? — спрашиваю вслух.

Я перестаю тасовать и жду. Что-то сжимает мою грудную клетку, что-то болезненное, как будто внутри меня сидит змея, пытающаяся вонзить свои клыки в сердце.

— Что такое? — шепчет Эйб.

Я открываю глаза и замечаю, что у меня дрожат руки. Быстро раскладываю карты на столе, как гармошку, и откашливаюсь.

— Выбери одну, — хрипло говорю я, напряженное чувство не отпускает меня. Это похоже на разрыв сердца.

Бром мгновение смотрит на меня, нахмурив темные брови, затем переводит взгляд на карты. Его черно-карие глаза скользят по ним, отражая слабый утренний свет, пока он не дотрагивается до одной.

— Вот эта, — говорит он.

Я смотрю на карточку, все еще лежащую лицевой стороной вниз.

Что-то внутри меня гудит. Это та самая.

Я протягиваю руку и осторожно беру ее, боясь того, что увижу.

Башня.

На карточке изображена горящая башня замка, в которую ударила молния, и из нее выпали двое мужчин, предположительно, на свою погибель.

В своей голове я вижу то же самое. Темный собор, окутанный туманом, огонь, сжигающий его изнутри, и двое падающих мужчин, — это я и Бром. Мы приземляемся в грязь, с трудом поднимаемся на ноги и пытаемся убежать от горящей церкви, но у нас не получается. Это чувство, сжимающее мои ребра, усиливается, и в видении меня тянет обратно в здание. Я что-то кричу Эйбу, что мы не можем уйти без… без…

А потом видение исчезает, и не успеваю я опомниться, как падаю на колени перед Эйбом. Он протягивает руку и прижимает мою голову к своему бедру, поглаживая меня по голове так, что у меня закатываются глаза.

— Что случилось? — шепчет он срывающимся голосом.

— Не знаю, — говорю я, пытаясь успокоить свое сердце. Я бы встал, но мне больше нравится быть у его ног. Его заботливые поглаживания приятны. — Я давно ничего не ел. Упал в обморок.

Я не собираюсь говорить ему, что гадание буквально истощает меня.

— Что значит карта?

Я делаю глубокий вдох через нос, когда видение полностью исчезает.

— Это башня, — в конце концов говорю я.

— Звучит неплохо.

— Да, — киваю, уткнувшись в его ногу. — Кажется достаточно безобидной. Означает внезапную перемену или освобождение. Это может быть что угодно — от раскрытия обычной правды до откровения, которое изменит ход всей твоей жизни.

Мышцы на его бедрах напрягаются.

— И как это понять? Куда мне идти?

— Я не знаю, куда идти, — осторожно говорю я, поднимая голову, чтобы посмотреть на него. — Но я знаю, что ты идешь туда из-за того, что с тобой случилось. Переворот уже произошел. То, куда ты направляешься, является прямым ответом.

Он смотрит на меня сверху вниз и морщит нос.

— Это бесполезно.

— Иногда мы не хотим знать свое будущее, — уклоняюсь я от ответа, не желая, чтобы он знал о моем видении.

— Однако эти карты не говорят, что произойдет, — говорит Эйб. — Они говорят, что может произойти. По крайней мере, так говорила моя соседка.

Я киваю. Не могу сказать ему, что мои видения почти всегда происходят на самом деле.

Поднимаюсь на ноги и начинаю разбирать колоду, аккуратно тасуя ее.

— Сеанс завершен, — бормочу я, возвращая колоду на прежнее место и кладя сверху кусочек селенита, чтобы запечатать ее.

Но, стоя спиной к Эйбу, не могу сдержать слабую улыбку, которая растягивается на моих губах.

Потому что, несмотря на то, что эта карта была темной, будущее зловещим, я был там. Я был в его будущем. Я знаю этого человека всего неделю, и за эту неделю он перевернул мой мир с ног на голову, дал мне то, за что можно держаться. Он дал мне то, ради чего я просыпаюсь каждое утро, вместо бесконечной потребности покурить, отвлечься и забыть.

Мой член снова стал твердыми.

Я оборачиваюсь, и его взгляд сразу же устремляется вниз.

— На колени, красавчик, — говорю я ему.

Его глаза наполняются вожделением.

— Да, сэр.

Он опускается на колени и открывает рот.

И пока я проталкиваю головку своего члена мимо его сладких губ, по его плоскому языку и вниз по напряженному горлу, я чувствую удовлетворение от осознания того, что мы будем вместе, несмотря ни на что.

***

Неделю спустя я просыпаюсь в своей постели и вижу, что она пуста.

Целый день я с тяжестью в груди жду, когда он вернется.

Он так и не возвращается.

Глава 12

Кэт

У меня есть дурная привычка: когда кто-то говорит мне, что я не могу что-то сделать, что-то сказать, с кем-то увидеться, мне хочется сделать это еще сильнее. Я не знаю, кто научил меня быть такой непокорной в мире, где бунтарство так часто наказывается. Но, возможно, мне нравится наказание. И, конечно, я люблю, когда меня наказывает Крейн.

Поэтому, когда Крейн сказал, что я не смогу увидеться с ним до завтра, а также должна держаться подальше от Брома, естественно, мне захотелось увидеть их обоих. Когда я покидала общежитие факультета, я уже планировала, как вылезу из окна и отправлюсь ночью навестить его и Брома. Я хочу посмотреть, как выглядит Бром, голый и закованный в цепи. Ну, я предполагаю, что он голый. В моем воображении это так.

Но когда наступила ночь, и я лежала в постели, размышляя, когда попытаться сбежать, я вспомнила страдание на лице Крейна. Он пытался быть сильным, его лицо превратилось в бесстрастную маску, но я увидела, как она сползла, когда он взял мое лицо в свои ладони и сказал, что все делает ради меня.

И я доверяю Крейну. Знаю, что мы с Бромом для него важны, но мы не единственные. Как бы мне ни было неприятно расставаться с ним, особенно сейчас, когда мир кажется таким нестабильным, я не хочу, чтобы он потерял работу. Если ему придется уйти, то его никогда не впустят обратно в эти ворота.

Но тогда, конечно, я бы тоже ушла. Нет смысла оставаться в школе. Я взрослая, могу сама принимать решения. Если до этого дойдет, я могу уйти из школы, покинуть Сонную Лощину и никогда не оглядываться назад, пока рядом со мной будут Крейн и Бром.

Я не оставлю ни одного из них.

Так что вместо того, чтобы тайком вылезти из окна и навестить их, я засыпаю.

Глубоким, непробудным сном.

Так глубоко, что на следующее утро просыпаюсь, не понимая, где нахожусь. Я сажусь в постели с колотящимся сердцем, пока не оглядываю комнату, едва освещенную серым утренним светом, понимая, что нахожусь в совершенно незнакомом месте.