Ким Харрисон - Умерла — поберегись!

— Много чего, — ответил он, и его юное лицо исказила гримаса.

Кто-то шел по тропинке, и я отступила на шаг.

— Буду держаться в стороне. Никто даже не узнает, что я здесь, — сказала я, а Барнабас тревожно прищурился.

Люди приближались, и я беспокойно топталась на месте.

— Ну же, Барнабас. Не для того ты меня сюда притащил, чтобы потом просто отнести домой, правда? Знал же, на что четыре месяца потрачено — за двадцать минут не наверстаешь. Мы оба этого хотим. Я и так мертвая. Что мне сделается?

Он взглянул на идущую по тропинке шумную компанию.

— Знала бы ты, не стала со мной спорить. Спрячь амулет. Кто-то из них может оказаться темным жнецом.

— Я не боюсь, — сказала я и засунула камень под майку. Но это была неправда. Нечестно — я мертвая, но сердце все равно стучит, а дыхание прерывается от страха. Барнабас сказал, чем дольше я пробуду мертвой, тем слабее станут ощущения, но пока все оставалось по-прежнему, и это меня смущало.

Я опустила глаза и посторонилась, пропуская трех девчонок и троих парней. Они все были в шортах и шлепанцах, спускались по склону холма к пристани, и девчонки так увлеченно болтали, будто им больше ни до чего на свете нет дела. Казалось бы, все хорошо — пока по мне не пробежала тень. Я подняла голову.

Черное крыло. Я сдержала дрожь. Живым — если их вообще замечают — они кажутся обычными воронами. Сбоку эти склизкие черные лоскуты почти не разглядеть — просто до странности яркая, мерцающая полоса. Они падальщики, питаются душами людей, которых забирают темные жнецы, и, если бы не защита украденного амулета, добрались бы и до меня. Светлые жнецы остаются рядом со срезанной душой и защищают покойного, пока не проводят с земли.

Я взглянула на Барнабаса. Тут и без мысленного разговора понятно: кого-то из этой компании подстерегает безвременная смерть. Чтобы выяснить, кого именно, Барнабас руководствуется примерным описанием от своего шефа, собственной интуицией и способностью видеть ауры.

— Знаешь, кто жертва? — спросила я.

Со слов Барнабаса я поняла, что возраст человека определяется по мерцанию ауры — это отчасти объясняло, почему он не сумел защитить меня. Дело было на мой день рождения, а Барнабас работает только с семнадцатилетними. До того как машина перевернулась, мне было шестнадцать, а когда мне официально исполнилось семнадцать, я уже умерла.

Жнец прищурился, и в миг приближения к божественному глаза его стали серебряными. Пугающее зрелище, скажу я вам.

— Нет, — произнес он. — Им всем по семнадцать, кроме девушки в красном купальнике и того низенького темноволосого паренька.

— Ну а жнец?

Амулета ни у кого не было, но это не имело значения — камню можно придать любой вид. Этого я тоже не умела.

Барнабас пожал плечами, не сводя глаз с компании.

— Может, жнеца пока нет. У него — или у нее — тоже будет семнадцатилетняя аура, как и у нас с тобой. Я не знаю всех темных жнецов в лицо, и не узнаю наверняка, пока он или она не вытащит меч.

Вытащит меч, воткнет в человека, вжик! — душа срезана. Отлично. Когда станет ясно, кого опасаться, будет уже поздно.

Я смотрела, как черные крылья чайками носятся над причалом. Барнабасу не стоялось на месте.

— Хочешь пойти следом? — спросила я.

— Да.

Перепоручать это дело кому-то еще слишком поздно. Сердце по старой памяти застучало быстрее — призрачный след былой жизни, от которого мой разум никак не мог избавиться, — и я схватила Барнабаса за руку.

— Так давай же!

— Нет, — возразил он уже на ходу, и я обратила внимание, что, спускаясь с холма, мы шагаем точно в ногу.

— Я просто посижу тихонько. Что такого?!

Наши шаги отдались глухим эхом от досок причала, Барнабас остановил меня и повернул к себе лицом.

— Хватит с меня ошибок, Мэдисон. Уходим. Сейчас же.

Я посмотрела мимо него, щурясь от яркого света и свежего ветра — и вздрогнула: один из склизких черных лоскутов устроился на столбе, выжидая. Ребята, ничего не замечая, спорили с начальником пристани. Стоит нам уйти — кто-то умрет. Никуда я не уйду. Я вздохнула поглубже и собралась уже переубеждать Барнабаса, как вдруг из будки начальника послышался голос:

— Эй! Ребята, вы не сильно заняты?

Барнабас прямо подпрыгнул, я же с улыбкой обернулась:

— А в чем дело? — и тревожно замерла.

— В лыжах, — ответил тот невысокий брюнет. В руках у него была пара водных лыж. — Нам не дают две лодки, нужно восемь человек. Не хотите в специальные наблюдатели?

Я вся задрожала. И решила за двоих:

— Конечно!

Барнабас хочет спасти этого человека. Я тоже. И мы это сделаем.

— Мэдисон… — он вцепился в меня.

Но все уже радостно забирались в лодки, и я притянула его поближе, изучая лица ребят. Кто здесь лишний?

— На какой лодке жертва? Я поплыву на другой.

— Это не так-то просто, — Барнабас сжал челюсти. — Целое искусство, не раз-два — и приказ выполнен.

— Тогда угадай! — взмолилась я. — Бога ради, даже если мы сядем в разные лодки, между нами будет… метров десять! Велика важность! Я просто крикну, ладно?

Он колебался, я прищурилась, глядя, как на его лице отражаются противоречивые чувства. Плохая это мысль или хорошая, — на кону жизнь. За моей спиной пронеслось черное крыло.

Барнабас хотел было что-то сказать, но тут к нам подошел парень в серых плавках. Он держал буксирный трос и улыбался.

— Я Билл, — и он протянул руку.

Я повернулась к Барнабасу боком, пожала руку и застенчиво представилась:

— Мэдисон.

Этот точно не жнец. Слишком уж обычный на вид.

Барнабас пробормотал свое имя, Билл оглядел его с головы до ног и спросил:

— Вы оба умеете вести лодку?

— Я — да, — ответила я, пока Барнабас не придумал повода вытащить нас отсюда. — Но с лыжником на хвосте никогда не пробовала. Я просто посмотрю. — И взглянула на Барнабаса. Последние слова предназначались ему.

— Отлично! — Билл расплылся в озорной улыбке. — Не хочешь прокатиться в моей лодке? И посмотреть на меня?

Он заигрывал со мной. Я ухмыльнулась. Столько времени пряталась ото всех в компании Барнабаса, занималась этими мысленными контактами, что уже и забыла, как весело — и совсем в порядке вещей — флиртовать. А Билл заигрывал со мной — не с той девчонкой, которая сняла шорты и осталась в желтом бикини, чтобы похвастать своей попкой, и не с той сногсшибательной длинноволосой брюнеткой в шортах и блестящем пестром топе.

— Уж я посмотрю, — я шагнула за ним, но тут же споткнулась и остановилась — это Барнабас схватил меня за руку.

— Эй! — громко начал он, глаза его снова стали серебряными, и меня пробрала дрожь. — Давайте так: ребята на одной лодке, а девчонки — на другой.