Победоносец - Anne Dar

– Ты разузнала у своего отца о пропажах нововеров?

Бесследное исчезновение жителей Замка началось в середине первого летнего месяца и до сих пор не прекращается. Без вести пропали уже десятки людей, и новые инциденты становятся известными каждую неделю. Общество начинает беспокоиться. Самые обеспокоенные заметили, что все пропавшие без исключения – люди, которые громко или хотя бы вскользь, но обязательно вслух высказывались против методов правления князя. Я и моя семья вне политики, но я считаю, что именно из-за этого всё так плохо – сужу следующим образом: когда ты не берёшься за политику – политика берётся за тебя.

– Отец молчит, но ты ведь понимаешь: даже если бы он что-то знал, он бы скорее босиком по углям прошелся, чем поделился со своими дочерьми информацией, компрометирующей правление князя.

Мы остановились у привычного места, на котором неизменно разводили костёр, и стали собирать сухие ветки. Тем временем Ванда продолжала говорить:

– Помнишь, как небо загудело, когда мы с тобой впервые поцеловались?

– Это была низко летящая железная птица, – подтвердил я.

– Не птица, а птицы, – вдруг уверенно выдала она, и как только я обернулся, она сухой веткой стала чертить на пепле давно погасшего кострища какие-то странные знаки: – Вот такие вот железные птицы, с вертушками, их было целых три…

– Откуда знаешь? – я повнимательнее вгляделся в рисунок, напоминающий эллипс, который венчали пересекающиеся ровные линии.

– Отрада видела. Она нарисовала мне рисунок получше, конечно, ведь в её распоряжении были карандаши и бумага, но примерно, железные птицы выглядели так. Жаль, что мы пропустили их прилёт, – хмуро рассматривая свой кособокий рисунок, Ванда кусала свою прекрасную нижнюю губу, а я мысленно не соглашался с ней, ведь мы пропустили прилёт железных птиц потому, что впервые целовались, а я ни за что бы не променял момент нашего поцелуя даже на самое грандиозное зрелище. – Отрада слышала, как старшие нововеры, знающие многое о Большой Земле, называли этих птиц вертолётами. Эх, как же жаль, что я их не увидела! Они давно уж прилетали, может, ещё прилетят? Как думаешь?

– Смотря с какой целью они наведывались в наши края в первый раз.

– Только никому не рассказывай, хорошо?

– Не рассказывать что?

– Я подслушала разговор отца с князем, когда тот приходил к нам в гости. Князь говорил, будто великие учёные умы Большой Земли обнаружили в вечной мерзлоте, давно начавшей быстро таять, то есть в далёких ледниках, какие-то необычные захоронения. Будто бы нашли мумий, пролежавших во льдах многие века.

– И что же с того?

– А то, что по каким-то костным тканям этих мумий обнаружили какой-то неизвестный человечеству вирус, из которого сразу же захотели вывести вакцину.

– И что ж с того?

– Ты не даёшь мне договорить, Добронрав! Побольше бы тебе терпения. Так вот слушай, оказалось, что среди нововеров есть какой-то очень известный учёный, который и стал нововером из-за того, что якобы что-то сумел предсказать. Князь не назвал имени учёного, но мой отец явно знает его.

– Хочешь сказать, что железные птицы прилетали, чтобы забрать одного из нас, этого таинственного учёного?

– В том-то и дело, что они, похоже, прилетали не чтобы забрать кого-то, а чтобы остаться самим.

– Но в Замке нет чужаков.

– А вот и есть!

– О чём же это ты? Никто не видел в Замке чужаков с Большой Земли.

– Потому что им запрещено покидать палаты князя.

– Хочешь сказать, что в самом сердце Замка обитают чужаки?

– Я собственными глазами их видела!

– Как же ты могла?

– Я дочь правой руки князя, или забыл? Несколько недель назад отец взял меня на встречу с князем, и тогда я их и увидела. Много странных мужчин, все чужеземцы, одетые совсем не по нововерским традициям: в белоснежных халатах, украшенных подозрительно мигающими устройствами. Они говорили с князем о том, что они привезли в Замок ингредиенты для разработки какой-то металлической вакцины, потому что именно здесь обитает какой-то таинственный учёный-биолог, которого они считают гением, опережающим своё время. Никаких ингредиентов я лично не видела, но отец позже проговорился, будто всё видывал собственными глазами, в подвалах палат князя. Говорил, будто там появились какие-то чудо-аппараты, которые могут просвечивать человеческие тела насквозь, так, что через такие устройства даже собственные кости можно рассмотреть в мельчайших подробностях. Представляешь, что есть в этом мире? А мы обо всём этом ни слухом, ни духом! – последние слова она произнесла со столь ярко выраженной досадой, что я непроизвольно тоже тяжело вздохнул, вдруг ощутив себя странно: то ли обделённым, то ли подавленным, то ли рассерженным на самого себя за то, что до сих пор сам не вырвал для себя свободу. Подумаешь, охраняемый дозором перешеек – наверняка есть место, в котором можно перебраться на Большую Землю в безлунную ночь, и наконец увидеть светящиеся огнями города, просвечивающие тела насквозь аппараты, летающих по небу птиц из железа.

Словно прочтя мои мысли, Ванда вдруг резко подошла ко мне впритык и заглянула в мои глаза своими огромными, бездонными и лазурными глазами-озёрами:

– Ты любишь меня?

– Ты ведь знаешь ответ на этот вопрос.

– Тогда… Давай сбежим.

От неожиданности предложения я замер. Не получив от меня ответ в течение следующих десяти секунд, она снова заговорила, с ещё большей страстью в голосе:

– Сбежим, Добронрав! Я и ты! На Большую Землю, от дремучих людей к учёным людям! Нам обоим уже семнадцать лет, мы молодые и быстрые, нас никто не догонит и не остановит! Полетаем на железных птицах, посмотрим на электрические огни, узнаем всё о чудесных аппаратах, начнём жить вместе!

Меня не столько манили сказочные перспективы Большой Земли, сколько поразил в самое сердце последний пункт: начнём жить вместе.

– Сбежим, – я согласился уверенно, но в следующую же секунду спросил: – А как же твоя Отрада?

– Отрада сильная, и отец её любит – её ждёт прекрасное будущее, и моё будущее здесь ни при чём.

В этом Ванда оказалась права: впоследствии Отрада и вправду оказалась намного сильнее, чем я предполагал, и перед ней действительно распростёрлось необычное будущее, какого мы и представить себе не могли. И всё же… Я сразу задумался о своей семье. Ванда же в семейном вопросе совсем не сомневалась: она не думала о том, что Отраду уже однажды похожим образом оставила её мать, и что повторный побег близкого человека может ранить её очень глубоко. Я же думал о Полеле, которую уже сейчас приходилось отбивать от назойливых женихов, и о Ратиборе, который планировал уйти из Замка