Девушка и Ворон - Марина Кравцова

Федор Иванович был все время рядом, он мой защитник. А вдруг злодеи меня разыскивали и вновь собирались немедля похитить? Теперь-то к замужеству никто силой не принудит. Федор Иванович и от злых оборотней спасет. Я видела, что вы, кажется, его недолюбливаете, а стало быть – откажете. Но нас с ним судьба свела. Мы оба – оборотни. И поймем друг друга, как никто другой…

– Что ты сказала?

Измайлов отстранил дочь, заглянул ей в лицо. В его взгляде читался ужас.

– Папенька, я…

– Вот как, – Алексей Никитич вытер взмокший лоб тыльной стороной ладони. – Я опоздал… но почему ты так рано… сразу же… Или это вы, сударь, пробудили в ней дракона?

– Я? – искренне изумился Федор. – По своей воле, хотите вы сказать? Помилуйте, это невозможно. Вторая натура может проявиться когда угодно. И потом, драконом этот облик все-таки трудно назвать…

Измайлов не дал ему договорить.

– Как вы посмели, – наступал он на Федора, – как не постыдились воспользоваться неопытностью моей дочери? Как вы заманили ее в свои сети? Что за бред насчет Сокольского?

– Это не бред, к сожалению… Послушайте…

Измайлов перевел взгляд на пистолет в своей руке – как будто впервые его увидел.

– Она сказала – оборотень! Уж не ворон ли вы, сообразно вашей фамилии? Так и есть, вы несчастье приносите. Я никогда на птиц не охотился, так отчего бы не начать.

Во время этой нервной и эмоциональной речи Алексей Никитич медленно поднимал оружие на новоиспеченного зятя.

Федор и бровью не повел, но Лиза сделала порывистое движение, прикрывая мужа собой.

– Папенька!

– Ах вот как!

Кажется, именно негодование дочери разъярило Измайлова окончательно.

Пистолет упал на пол.

Удар хвостом – и брызнули осколки вазы саксонского фарфора. Удар крылом – и сорвался со стены портрет, и не чей-то, а самой Варвары Дмитриевны. В круглых змеиных глазах – кровь и зелень.

Лиза оцепенела. Федор, схватив жену за плечо, оттолкнул к стене и теперь уже сам закрыл ее собой. Был бы один – стал бы вороном, только б его и видели! А раззявленная драконья пасть уже перед ним и зубы, острые, как кинжалы…

Лиза сдавленно застонала. И то ли этот звук пробудил сознание Измайлова, то ли сам по себе он очнулся, но драконий облик с него слетел. Он, пошатываясь, схватился за колонну. Федор обнимал Лизу, гладил мягкие волосы, шептал что-то успокаивающее.

Алексей Никитич смотрел перед собой, в его потемневшие глаза возвращалась человеческая осмысленность, а вместе с ней приходила и боль. Он перевел взгляд на парочку.

– Вы очень нежны с моей дочерью, Воронов, – заговорил он. Голос срывался, не слушался, и в нем слышалась горечь. – Выходит, вы и вправду влюблены?

– Почему же вы сомневались? – Федору тоже с трудом давалось сейчас его всегдашнее спокойствие. – Я люблю свою жену.

– Вашу жену… Лиза… Лиза! – повторил Измайлов, словно звал дочь, которая была где-то далеко.

Девушка мягко высвободилась из объятий мужа и подошла к отцу. Сейчас, несмотря на потрясение, она сумела взять себя в руки.

– Папенька… Это ничего. Я понимаю. И я знаю все… и про бабушку, и про прабабушку-Малахитницу…

– Муж рассказал?

– Федя… да… И я хочу сказать – с этим как-то можно, наверное, сладить. Я вот, например, быстро научилась по своей воле превращаться! – добавила она не без гордости.

– Как это случилось? Тебе едва исполнилось девятнадцать! – Алексей Никитич, будто пьяный, вскинул голову. Его поразило, что Лиза не просто не рассматривает нежданное оборотничество как проклятье, но, кажется, даже весьма этим обстоятельством довольна. – Ты тоже дракон?

– Дракончик, – успокаивающе проговорила Лиза и осторожно погладила отца по плечу. – Всего лишь ящерка маленькая. И это не страшно, папенька, напротив – чудесно!

– Чудесно… – пробормотал Измайлов. – Что такое – чудесно? Ты видела меня? Ты хоть понимаешь, что я твоего мужа едва не убил?!

– Алексей Никитич, – спокойный голос Федора подействовал отрезвляюще и на отца, и на дочь. – Я ворон, вы верно догадались. Таким я родился и, врать не стану, в состоянии подобном вашему никогда не был. Но если оно вам в тягость, думаю, можно изыскать способ от него избавиться. Но я умоляю вас, ради Лизы, простите нам тайное венчание и даруйте свое благословение. Как зять я вас не опозорю. Я богат, по матери – хорошего дворянского рода, а по отцу… по отцу я потомок царский, пусть и не на Руси это царство. От дурных привычек, слово даю, избавлюсь, и Лизу никогда в жизни не обижу. Что же до оборотничества…

Тут Алексей Никитич махнул рукой.

– Как там Лиза говорит: судьба свела? Что ж, – в его голосе послышалась горечь, – кто я такой, чтобы с судьбой спорить? Забирайте мою дочь, Федор Иванович, и уезжайте поскорее. Благословение? Извольте, даю, и пусть вас Господь благословит. А сейчас оставьте меня одного.

– Но, папа…

– Лизонька, мне нужно отдохнуть.

– Я не могу оставить вас в таком состоянии…

Измайлов хотел ей ответить что-то вроде: «Теперь тебе надо о муже заботиться», но посмотрел в ее встревоженное, опечаленное лицо, поймал взгляд, который чего-то просил – прощения? признания? – и просто обнял дочь.

– Не беспокойся, дочка. Со мной все будет хорошо, просто у меня была безумная ночь. Но ты жива и здорова, и это главное. Я скоро, может быть, сам к вам приеду. Тумарино ведь?

Лиза кивнула.

– Вот и славно. А теперь идите с Богом.

Федор вновь поклонился, девушка поцеловала отца, и они ушли, скрылись с глаз.

Лиза покинула родительский дом. Так и должно было случиться, но очень уж внезапно, и тревожит, несмотря ни на что, жених…

Алексей Никитич тяжело вздохнул, оглядел разрушенную залу. Заметил портрет матери на полу.

– Ну что, матушка? – сказал он портрету. – Теперь вы довольны?

И ему показалось, что в темных, с прищуром, глазах Варвары Дмитриевны промелькнула насмешка.

Глава 17. Муж и жена

Лиза вышла на крыльцо. Вечерело. Солнце идет к закату, скоро красным яблоком обернется. Неужели еще вчера она у себя в саду разговаривала с Таей, прикидывала, когда приедет отец? Вчера? Нет, не верится.

Теперь перед ней был другой сад, спускавшийся за оградой к подножью холма. Груши, сливы, черешни. И, конечно, ее любимые яблони. Скоро деревья зацветут, оденутся в невесомую розовато-белую кисею. Без сомнения, она полюбит и этот сад. Разве можно не любить деревья?

Проходящий мимо крыльца слуга поклонился новой хозяйке.

– А где барин? – спросила Лиза.

– Он за калиткой, от крыльца по дорожке и направо… проводить вас, барыня?

– Нет, я сама…

Тропинка тянулась между ясеней