Наследники. Любовь под запретом - Татьяна Геннадьевна Абалова

что сидел в белом секторе Созидателей. Он был самым молодым и доброжелательным. Он подбадривающе мне улыбнулся. Я хотела бы попасть в его команду.

– Что бы с вами сейчас не произошло, не бойтесь. Это всего лишь иллюзия, – предупредил седовласый, опускаясь в кресло в красном секторе.

Робея, я прошла к центру и села на каменную тумбу. Она оказалась на удивление теплой, словно внутри был источник огня. Я села поглубже и положила на отполированную поверхность озябшие пальцы.

Послышалась тихая приятная музыка. Я повертела головой, пытаясь понять, откуда она льется, но заметила лишь, как все четверо преподавателей подняли вверх руки. Яркий свет ослепил меня, и я зажмурилась.

Музыка сменилась, сделалась тревожной. Я осторожно приоткрыла глаза, но не увидела никакой Сферы. Бесконечная снежная даль, откуда на меня летела огромная белая птица. Почему-то я думала, что у Созидателей символом является белый голубь, но это был орел.

Подлетев ближе, он начал описывать вокруг меня широкие круги. Орел не спускал с меня напряженного взгляда, отчего мне становилось не по себе. Гордая птица будто сомневалась, стоит ли такая тщедушная добыча, как я, ее сил. Мне было страшно и уже не хотелось стать частью команды Созидателей.

Я вскрикнула, когда орел спикировал на меня и вцепился когтями в волосы. Он больно дернул, и из моих глаз брызнули слезы.

– Я, кажется, запретила тебе поступать в Академию? Почему ты здесь?

За волосы меня дергал не орел, а мама. Ее лицо было искажено судорогой ярости. И все равно я обрадовалась ей. Такой молодой и красивой, одетой в белые летящие одежды. Еще без следов болезни, которая под конец иссушила ее.

– Мама! – прошептала я, глядя на нее во все глаза.

– Дрянь! Какая же ты дрянь! – она с размаху влепила мне пощечину.

Я схватилась за щеку, не понимая, почему она со мной так жестока. Мама никогда не была особа ласкова со мной, но она никому не позволяла поднять на меня руку. И уж тем более, не била сама.

– Мама?

– Ты все испортила! Я на многое пошла, чтобы люди считали нас семьей! Что теперь они о нас скажут? – на последних словах она словно выдохлась. Упала на снег и, закрыв ладонями лицо, расплакалась.

– Мама! – я хотела кинуться к ней, чтобы обнять, успокоить и объяснить, но она растаяла вместе со снегом. Я ничего не понимала.

Пока я лихорадочно оглядывалась, снег сошел и проступила молодая изумрудная трава. Послышался стук копыт – это по весенней степи несся огненно-рыжий конь. Он летел в мою сторону, и я поторопилась встать. Я готовилась бежать. Если белый орел был так неблагосклонен ко мне, то что говорить о крупном коне, который способен убить одним копытом.

Он так же, как и птица, начал кружить вокруг меня. Косил карим глазом, задирал голову и тряс гривой. Я не понимала, чего от него ожидать. Но он вдруг прекратил бег, подошел ко мне и, хотя я вся съежилась, положил тяжелую голову мне на плечо. Я не ожидала такого доверия, поэтому осторожно потрепала его между ушами. Он фыркнул. Я закрыла глаза и засмеялась. Мне нравились Защитники.

– Я соскучился по тебе, дочь, – я дернулась, когда поняла, что нахожусь в объятиях отца. Он был в терракотовой мантии. На голове квадратная шапочка с болтающейся на одном из углов кисточкой. Через очки на меня смотрели добрые глаза.

– И я по тебе, папа, – я опять плакала.

– Будь готова, тебе откроется невероятное, – прошептал он, целуя меня в лоб.

– Ты рад, что я пошла учиться в Академию? Рад? Ты всегда хотел, – я боялась, что он проявит такое же недовольство, как и мама.

– Да, рад. Но тебе придется нелегко. Держись. Помни, что я люблю тебя.

– И я люблю тебя, папа, – я еще о многом хотела рассказать отцу, но он исчез. Растворился в воздухе, как легкая дымка, но я все еще видела перед собой его доброе лицо и умный взгляд за стеклышками очков.

Меня отвлекло шуршание травы. Она оказалась уже высотой по пояс. В голубом без единого облачка небе звонко выводила мелодию птаха. Раздвигая грудью густую траву, в мою сторону брел огромный черный бык: холка выше головы, рога толщиной с мою руку. Из-под раздвоенных копыт грузного чудища врассыпную прыгали кузнечики.

Бык остановился в метре от меня. Опустил голову. Фыркнул так мощно, что задралось мое платье. Разрушитель – это я поняла с первого взгляда. Выдохнув еще раз, черный монстр копнул копытом землю. Явно проявлял недовольство. Я видела, как налились кровью его глаза.

Я попятилась, но быка это только подстегнуло. Еще раз копнув копытом землю, он бросился на меня. Я даже не спела развернуться, чтобы убежать. Запнувшись, я упала спиной на траву, и бык встал надо мной. Я зажмурилась.

– Скажи, почему ты меня ненавидишь? – услышав голос отчима, я открыла глаза.

Я все так же лежала на траве, а он стоял надо мной, опираясь на колени и ладони. Его длинные черные волосы свисали вниз и отрезали нас от мира, словно черные шторы. Но это не мешало Джозефу рассматривать меня. Когда его взгляд остановился на моих губах, я перестала дышать.

– Я всегда был добр к тебе, – произнес он с укором.

– Ты хотел продать меня барону Монгулю, – напомнила я его бесстыдный поступок.

– Но я же передумал, – Джозеф дернул бровями.

– Я ни за что не стала бы твоей женой. Это противоестественно выходить замуж за супруга собственной матери.

– Я тебе не родственник. И мы неплохо ладили. Тебе бы понравилось быть моей женой. Я умею окружать женщин любовью и заботой.

Губы Джозефа были так близко, что я чувствовала его дыхание. Я отвернулась, но он не позволил. Взяв меня за подбородок, приник к моим губам. Поцелуй был долгим, жадным. Я задыхалась, а он все длился и длился, пока невероятная сила не сбросила с меня Джозефа.

Все вокруг тонуло в красном цвете. Но я разобрала в этом невероятном переливчатом алом золотые глаза. Они, не мигая, смотрели на меня.

– Кто ты? – спросил дракон.

– Я больше не знаю, – прошептала я, пытаясь отползти. От дракона исходил жар.

– Что ж. Интересно будет понять, – выдохнул он и исчез в красном пламени.

Я хлопнула глазами и вновь оказалась сидящей