Ее дикие звери - Э. П. Бали

мы натыкаемся на лифт, в который нам нужно войти. Это тот ещё процесс, потому что все вместе мы не помещаемся. Львица поднимается первой, затем нас с братьями поднимают поодиночке в сопровождении трех охранников.

Мы собираемся на третьем этаже, где, должно быть, находятся кабинеты старшего персонала, потому что здесь, вдоль обеих стен, есть несколько дверей важного вида с бронзовыми табличками. Единственная открытая дверь ведет в кабинет Лайла, лев замечает нас, кивает своей помощнице и поднимается из-за стола из красного дерева.

— Мистер Пардалия примет их наедине, — надменно заявляет львица. — Охрана подождет здесь.

— Вы уверены? — спрашивает тот, от которого пахнет восточной коричневой змеей. Я запоминаю его запах.

Она бросает на парня взгляд, от которого могла бы облезть краска, и охранник захлопывает свою хлеборезку.

Мы следуем за ней в кабинет Лайла. Там лежит шикарная красная ковровая дорожка, а кондиционер установлен на минимум, что я ценю, но также знаю, что это известный прием, помогающий успокоить самых буйных зверей.

Львица с важным видом выходит из офиса, покачивая задницей так, чтобы привлечь наше внимание. Я привык к откровенным женским выходкам, но все равно приподнимаю бровь, когда она проходит мимо меня, потому что думал, что Лайл чопорный синий воротничок, который не потерпит подобного. Она закрывает за собой дверь, и я впервые как следует рассматриваю Лайла Пардалия.

Я уже видел его в телеинтервью, но в реальной жизни этот зверь выглядит совсем иначе. Он крупный лев, лишь немногим выше наших с Косой 198 сантиметровов. Одет в дорогой темно-синий костюм-тройку, под которым скрывается достаточно широкое и мускулистое тело, что выдает его ежедневные тренировки. Глаза цвета виски настолько проницательны, что не упускают ни единой детали в нашей троице, и я знаю, что он оценил уровень нашей агрессии за считанные секунды.

Именно этим Лайл и знаменит больше всего: реабилитацией бешеных — и даже измененных — зверей. Жестокая и кропотливая работа, но его процент успеха, очевидно, очень высок.

Перед столом стоят три стула, а сам стол очень чистый и организованный. Здесь только бумага, авторучки… и маленький выцветший синий деревянный предмет, который привлекает мое внимание. Он в форме человека с крыльями и неуклюже раскрашен. У меня возникает желание разломать его на куски.

Лайл благоразумно не стал предлагать нам сесть, встал перед своим столом, прислонившись к нему задом и положив руки на край столешницы в открытом жесте, чтобы показать нам свою доброжелательность.

К моему огорчению, он игнорирует нас с Ксандером и обращается к нашей акуле.

— У нас будут проблемы, Коса? — спрашивает он прямо.

Какого хрена? Об этом он должен спрашивать меня. Я рычу:

— Я собираюсь разрушить твою жизнь, лев.

— Дай мужчинам поговорить, Дикарь, — спокойно отвечает он. Я знаю, что он ждал моей реакции, и в этом есть мрачный подтекст, который мне не нравится.

— Этот парень, — мысленно говорю я своим братьям.

Лайл поджимает губы, словно знает, что я говорю с ними телепатически.

Я ухмыляюсь, потому что точно знаю, за что он меня ненавидит, и причина довольно веская.

Коса смотрит в панорамное окно кабинета и на некоторое время замирает, вглядываясь куда-то вдаль. Я примерно представляю, о чем он думает, но мой брат-акула совершенно непредсказуем.

В конце концов, его сапфировые глаза переключаются на Лайла.

— Будут проблемы. Я с ними разберусь. Не волнуйся, — голос Косы приводит в ужас каждого, кто раньше его не слышал, но вряд ли Лайла называют Сокрушителем Зверей за просто так, поэтому он никак не реагирует на повреждённый скрежет Косы.

— Я надеялся, что мы сможем работать вместе, — говорит Лайл.

Я усмехаюсь, но Коса спокойно отвечает:

— Наше перемирие будет зависеть от ряда факторов.

— Конечно.

Два зверя оценивающе смотрят друг на друга. Напряжение нарастает, как натянутая тетива, готовая лопнуть в любой момент. Даже Юджин чувствует это и начинает вибрировать, словно телефон у меня под мышкой. В этой комнате столько силы, что я чувствую, как она обжигает мою кожу холодным огнем, и это одновременно возбуждает и раздражает. В конце концов Лайл говорит:

— Я позабочусь о том, чтобы ваши просьбы были выполнены.

Значит, у него все-таки есть мозги.

Коса коротко кивает, и это больше, чем заслуживает лев.

Лайл поворачивается к Ксандеру.

— У тебя здесь будут проблемы со зрением?

Ксандр рычит, задетый за живое.

— Пока у меня есть моя магия, я такой же, как любой другой зверь. И даже без нее я справлюсь.

Он не преувеличивает, у Ксандера божественный слух. Однажды я сломал ребро и даже не знал об этом. Той ночью, когда мы лежали в наших кроватях — причем дракон был в наушниках, — он сказал мне перестать дышать, потому что его раздражал скрежет моих трущихся друг о друга ребер.

После чего ему пришлось уворачиваться от лампы, пущенной ему в голову.

— Тогда ладно, — тихо говорит Лайл, переводя взгляд с одного на другого. — Пока вы следуете правилам академии, у меня не будет к вам претензий. И да, Дикарь, твой петух эмоциональной поддержки может остаться.

— Да, да, — бурчу я, поглаживая Юджина по голове. — Мы не будем мочиться на мебель.

Лайл игнорирует меня и вручает каждому из нас пачку бумаг, без сомнения, список школьных правил, написанных крупными буквами, для тех, кто умеет читать. Когда он пытается вручить мне мой пакет документов, я игнорирую его, и вместо этого он отдает его Косе. Я примерно представляю, что там написано: не трахаться в коридорах, не обнюхивать самок, не бегать с голой задницей.

— У нас здесь судебная система, Дикарь, — многозначительно говорит мне Лайл. — Это чудо, что нам разрешили приютить тебя здесь, — По всем правилам, они должны были отправить меня обратно в тюрьму для больших мальчиков. Даже не представляю, за какие ниточки потянул Лайл, чтобы доставить меня сюда. — Никакого убийства. Никаких увечий. Понял?

Я рычу себе под нос, возмущенный его доминирующим тоном, и единственное, что останавливает меня от того, чтобы вцепиться ему в глотку, — это ответное рычание Косы.

Глава 8

Аурелия

— Сигаретка не найдётся? — доносится до меня монотонный скучающий голос. Я выныриваю из своих мыслей и оборачиваюсь, чтобы увидеть входящую девушку моего возраста. Первое, что бросается в глаза, — это тонкие золотые серьги-кольца, такие большие, что почти касаются ее плеч, облегающее фиолетовое платье-бодикон и белые кроссовки. Опираясь одной рукой на чемодан, она выпячивает бедро и морщит носик, глядя на меня. — Ты что, нашла эту робу в мусорном баке или что-то в этом роде?

— Нет, я пришла