Змеиное княжество - Екатерина Ивановна Гичко

– Нет?! Почему нет?! Ты уже не сможешь отомстить мне, но неужели ты не хочешь отомстить ему?!

Вааш опять покачал головой.

– Фахрут мёртв. Ни ты, ни я уже не сможем отомстить ему, – с этими словами Вааш покинул темницу.

Злость ушла с лица Вхашара, глаза остекленели, а руки безвольно обвисли. Цель, к осуществлению которой он стремился все эти десять лет, исчезла, оставив после себя пустоту. Гулкую и холодную пустоту темницы, куда не заглядывало даже солнце.

* * *

Когда в спальню ближе к ночи вернулся наагашейд, Тейсдариласа в облике кошки лежала на шкуре у камина, ну или у того, что этот камин напоминало. Настроения у неё не было никакого. Вааш после того, как вышел от брата, сел в колесницу и куда-то укатил. Роаш запретил ей следовать за ним. Наагариш предположил, что тот хочет выпить. А когда Ваашу действительно плохо, то он предпочитает пить в одиночестве. Скорее всего, он направился в бордель, снял комнату и теперь сидит там и тянет вино.

Дариласа мучилась всепоглощающим чувством вины. Она так сильно жалела, что влезла в это дело, что у неё даже сердце болело. Лучше бы Вааш никогда не узнал о предательстве брата. Эта весть сильно его подкосила. Могучий и сильный наг словно ослаб.

Дейширолеш с первого взгляда понял, что у зверя плохое настроение. Но что с этим делать, он представления не имел. Тем более у него самого настроение было не лучше. Разбирательство с наагалеем Вхашаром, потом к нему всё же проник наагариш Жейш, у которого была жалоба на соседа. На него, правда, Дейширолеш вызверился: спорные вопросы между двумя наагаришами испокон веков решает круг наагаришей. Наагашейд же просто следил за ходом разбирательства, пресекая любые проблески недобросовестности. И тут, в завершение этого поганого дня, когда он, предвкушая встречу с принцессой, заползает в собственную спальню, перед его глазами предстаёт зверь. Не девушка – зверь!

Раздражение глухо заворочалось в нём, но Дейширолеш загнал его поглубже и молча направился в гардеробную. Там, на полу, небрежным тёмно-коричневым комом валялось женское платье. Заползая обратно в спальню, он бросил мрачный взгляд на понурую кошку и лёг на постель.

– А я надеялся, что встретит меня прекрасная обнажённая девушка, – пропел Дейширолеш.

Кошка даже ухом не повела.

– Тейс, а Тейс, – хитро прищурившись, позвал наагашейд.

Зверь всё же среагировал. Это первый раз, когда владыка в адекватном состоянии называл её этим именем.

– Забирайся ко мне. Там тебе, наверное, холодно и одиноко… – протянул Дейш.

Дари опять потеряла к нему интерес. С такой шубой, как у неё, холодно быть не может. Дейширолеш прищурился ещё сильнее. Он её развлекать не хотел.

– Всё с твоим Ваашем будет в порядке, – недовольно произнёс он. – Оклемается. Смерть жены пережил, значит это точно переживёт.

Кошка раздражённо прижала уши к голове. Много он понимает! Предательство брата навсегда останется в сердце Вааша. Такие раны никогда не заживают до конца.

– Ты лучше меня пожалей, – сделал неожиданное предложение наагашейд. – У меня женщины не было с самого начала войны. Такому шикарному мужчине, как я, даже стыдно признаваться в подобном.

Он хотел смутить кошку, отвлечь её от кислых дум. Но та лишь вяло мотнула хвостом. Раз признался ей, значит, не так уж и стыдно.

Наагашейд умолк, и Дари решила, что от неё отстали. То, что она вдруг начала куда-то ползти, поняла не сразу. Обернувшись, увидела, что самый кончик хвоста наагашейда обвил одну из лап шкуры, на которой она лежала, и теперь тянул её к ложу. Кошка апатично плюхнулась обратно. Пусть делает, что хочет.

Подтянув её прямо вплотную к постели, Дейширолеш сгрёб зверя в охапку и затащил на ложе всю эту лошадиную тушу. Кошка не сопротивлялась. Не сопротивлялась она, когда наагашейд опустил руку на её пушистый живот и начал его поглаживать. В конце концов он же действительно не зверолюб.

В окно поскреблись, и раздалось жалобное мяуканье. Дари только сейчас обратила внимание, что оно закрыто. Дейширолеш злорадно улыбнулся.

– Не залезут, – пообещал он и склонился к морде кошки. – А может быть, мне тебя так соблазнить?

И, улыбаясь, он потянулся губами к её чёрному носу. Это подействовало. Кошка ошалело посмотрела на него и задёргалась. Хвост наагашейда обвил её. Она рыкнула и попыталась спихнуть его лапами. Они покатились по постели, разбрасывая подушки. Дейширолеш, ухмыляясь, обвивал её хвостом, а кошка отчаянно выкручивалась из гибкой конечности. Замерли они через несколько минут, когда услышали шум и ругань со стороны гостиной. Дверь отворилась, и внутрь скользнул Красавчик-Плут. За ним, тяжело дыша, вполз один из охранников.

– Повелитель, простите, мы пытались не пускать их, как вы и велели… – Наг осёкся и умолк.

Наагашейд нависал над кошкой, почти прижавшись лицом к её морде, а Дари обхватывала его всеми лапами. Эту красноречивую позу и увидел наг. Он побледнел, покраснел и выскочил за дверь, буркнув:

– Простите.

Дейширолеш мрачно выругался. Он уже представлял, какие слухи про него пойдут завтра при дворе.

* * *

Свечи еле-еле разгоняли мрак в большом зале без окон. Его потолок терялся где-то во тьме, а стены словно выпрыгивали вперёд, когда неровный свет свечей всё же доходил до них. Довольно странное помещение. Казалось, что всё в нём сделано из камня. Словно какой-то искусный мастер забурился в самую сердцевину горы и вырезал в ней этот зал, а вместе с ним и все предметы, расположенные в нём: роскошно украшенный стол, длинный прямоугольный постамент, ниши в стенах… Центр помещения был свободен от мебели и иных предметов. Именно там, робко ёжась от колебаний воздуха, горели свечи.

Расставили их по углам большого ромба, высыпанного толчёным мелом на полу. Внутри ромба лицом вверх лежал древний. Он него шло мерное, бледно-голубое сияние. Над его головой стояла красивая черноволосая женщина, которая, держа в сжатых ладонях горящую свечу, с закрытыми глазами что-то произносила нараспев. Её голос устремлялся вверх к невидимому потолку, отталкивался от стен и сливался в монотонную, пробирающую до дрожи песню. С горящей свечи на лицо древнего капал воск, но он словно не ощущал этого.

Женщина продолжала монотонно произносить слова, звучание которых больше походило на погребальную песню. Сияние вокруг древнего всё усиливалось, наливалось красками и наконец вспыхнуло, разлетевшись волной от него. Все свечи разом потухли, кроме одной: огонёк на её фитиле почти погас, но потом пламя занялось опять.

Древний сел и провёл ладонью по лицу, затвердевший воск осыпался на его колени. Он размял