Сошествие в Аид - Хейзел Райли

Я улыбаюсь братьям Лайвли. Они не отвечают. В их лицах — такая трогающая тревога, что, возможно, Гермес прошлой ночью был прав: я стала одной из них. Оборачиваюсь только когда они доходят до стола и садятся с сёстрами и матерью. Рея рассматривает меня — неподвижная, как статуя.

Кронос стоит, между нами, с Хайдесом. Вид у него такой довольный, что мне во второй раз за десять минут хочется блевануть. Он медленно подносит микрофон к губам:

— Играм — быть! — орёт, и лицо перекашивается почти звериной гримасой. Под одобрительный шум он сходит с помоста и возвращается к своему «почётному» столу.

Раздаётся повторяющийся звон, громче обычного. Хайдес занимает стойку. Смотрит на меня — и будто не видит. Если в Йеле он был хорош, то сейчас — зверь. Зверь в костюме и с блёстками на лице.

— Хейвен, — шипит он. — Закрывайся.

Я с трудом сглатываю. Голова — вообще не здесь. Возвращаю себя к наставлениям Хайдеса и Аполлона, смешиваю с редкими, но толковыми вставками Гермеса. Чуть подсаживаюсь, поднимаю перчатки к лицу, спину держу дугой, плечи — жёстко. Пружиню на пятках — готова сорваться в ответ на удар.

Хайдес болезненно выдыхает. Закрывает глаза. И я этим пользуюсь. Рвусь вперёд так быстро, что у самой дух захватывает. Может, он даже не понял, что я так близко, — но я уже там и врезаю ему в живот. Его качает, но он не падает. Я отпрыгиваю.

Было больно. Очень. И он этого не скрывает — как не скрывает и удивления. И… восхищения. Я не даю ему времени «переварить» удар: ухожу в сторону, захожу сзади и бью локтем в спину — с криком от усилия. Тут уж он валится вперёд. Лицом не падает — выставляет перчатки и не позволяет себе остаться на полу. Рывком встаёт — ровно к тому моменту, когда мой кулак врезается ему в щёку.

Хайдеса швыряет к канатам. Люди гудят. У Кроноса издалека вид человека, который готов перевернуть стол.

Я уже запыхалась. Сделать Хайдесу больно — это отдельный вид нагрузки. И я не уверена, что вообще сделала. Я выжидаю, изучая его, готовясь к ответу. Он не идёт. И я не понимаю. Почему он не двигается?

— Что ты делаешь? — спрашиваю. — Ты даже не пытаешься.

Он выпрямляется. Чуть улыбается.

— Ты стала хороша, маленькая заноза. Я пытаюсь, но ты сильная.

Он издевается. Я всё больше путаюсь. И злюсь. Само по себе — драться с Хайдесом — уже пытка: мысль о том, что причиню ему боль, рвёт меня пополам. А то, что он не отвечает и даёт себя бить, сводит с ума. По странной иронии, его пассивность так бесит, что мне хочется ударить только чтобы он, наконец, задвигался.

— Твой отец разозлится, — напоминаю. — Он смотрит. Тут все его друзья — ждут. Ты уверен в том, что сейчас делаешь?

Он склоняет голову, скрывая смешок.

— Мой отец видит лишь женщину, которая попадает чисто и сильно. Не скрою: я мог уклониться. Но ты должна знать — это были отличные заходы. Браво, Хейвен.

Я смотрю на него бесстрастно. Вокруг гул нарастает как лавина. Оборачиваюсь — ловлю взгляд Кроноса. Он сжимает нож так, что костяшки побелели; вилка — в тарелке. У Реи ни тени эмоций.

— Ты должен драться, — приказываю Хайдесу, и меня захлёстывает новое чувство — отчаяние. — Я не хочу, чтобы твой отец бил тебя из-за меня. Дерись. Ударь меня. Я это заслужила. Я сама согласилась на реванш, меня никто не принуждал. Я сделала это ради денег — тринадцать миллионов не так-то просто отвергнуть. Сделай мне больно, Хайдес.

Он на миг замирает, ошарашенный тем, с какой яростью я требую, чтобы он меня избил. И вдруг улыбается так нежно, что я физически чувствую всю ту любовь, о которой не верила, что её вообще можно ко мне испытывать.

— Я не могу причинить тебе боль, Хейвен. Если я причиню боль тебе, я причиню её себе.

Я уже раскрываю рот, но он швыряет меня в ещё больший ступор: выходит в центр ринга и падает передо мной на колени — под вздохи и шипение зала. Поднимает ко мне лицо и, не отводя взгляда, расстёгивает красные перчатки. Отбрасывает их за спину и опускает руки.

— Тебе нужны эти деньги, — говорит. — Ударь меня. Сделай это.

Я отхожу на шаг, в ужасе от его просьбы.

— Игра так не работает.

— Правила устанавливаем мы. И меняем — когда хотим. Я только что это сделал. Правила изменились, Хейвен. Ударь меня и забери эти деньги. — Вздыхает. — Но бить придётся сильно и много. Я отдаю тебе победу, но просто так не рухну. Это всё, что у меня осталось.

Кто-то свистит. Кронос орёт Хайдесу что-то злое, но я выталкиваю его голос из головы, чтобы не сорваться.

— Давай, Хейвен, сделай это!

Я машу головой.

— Дай мне в морду. Ударь коленом в нос. Быстрее!

Глаза наполняются слезами. Я всё ещё зла на него — за всё, что он говорил и делал. И даже за то, что «делал вид». Но так я не могу выиграть. И я не могу бить беззащитного, кто не защищается.

— Чёрт, Хейвен!

— Почему ты так этого хочешь? — ору на него во всё горло.

Он резко подаётся ко мне, сокращая разрыв, который я держала.

— Потому что я люблю тебя! Потому что я влюблён в тебя и готов принять все твои удары, лишь бы ты выиграла этот бой и тринадцать миллионов. Вот почему.

Всё тело каменеет. Я почти не чувствую, что у меня есть тело. Голова прокручивает эти слова, снова и снова, пока смысл не стирается. Я даже на миг думаю, а не придумала ли их. Но я слышу их его голосом. Это правда. Он сказал, что любит. Он влюблён. Парень, который верил, что не способен любить.

— Хайдес, — зову осторожно, будто он может раствориться прямо передо мной.

Он склоняет голову набок, не переставая мне улыбаться.

— Ударь меня и выиграй, Persefóni mou.

— Ты… любишь меня?

Ладно, возможно, это не лучший момент для подобных разговоров.

Он кивает.

— Да. — Оглядывается, будто впервые замечает реакцию публики. — А теперь — действуй.

— Повтори, пожалуйста, — шепчу.

Хайдес проводит ладонью по волосам, ещё сильнее их растрёпывая.

— Я люблю тебя, Хейвен. Люблю. Люблю и люблю. Люблю, ясно?

Мои губы сами расползаются в улыбку — через секунду она уже болит в скулах.