Сокровище Змея - Екатерина Ивановна Гичко

– Эош, живо открывай дверь и забирай Тейсдариласу! – рявкнул он. – Чтобы ближайшие три дня она отсюда носа не казала!

Повернувшись к Роашу и Ваашу, Дейш пообещал:

– Тронете лекаря – освежую!

И пошёл прочь, кипя гневом на незваных гостей. Только их ему не хватало ко всем проблемам!

Мужчины с недоумением переглянулись. Раздался звук отодвигаемого засова, и дверь во владения Эоша отворилась.

– Заползайте, – не очень довольно велел лекарь.

Наги зашли и заползли в коридор за дверью и последовали за Эошем.

– Заносите сюда. – Наагалей отворил дверь одной из комнат. – Он будет рад её присутствию.

Кто он, стало понятно, когда они всей компанией оказались в комнате. На большой перине, разложенной прямо на полу, лежал скальный кот, туловище которого было замотано полосами ткани.

– Надо же, выжил! – обрадовался Делилонис.

Эош посмотрел на кота одновременно с гордостью и раздражением.

– Второй раз швы срывает, поганец! – пожаловался он. – Приходится его расслабляющим поить, чтобы не так шустро пытался скакать.

– А чё ты его шьёшь? – недовольно проворчал Вааш, которому очень хотелось зацепить лекаря. – Сразу бы, как Роашу, всё заживил!

Бледный и слабый Роаш опирался как раз на его могучее плечо.

– Молчи, полудурок! – прошипел Эош. – Как будто это так легко! Ты его размеры видел? А размер раны? Это тебе не кости срастить, где концы приживил друг к другу, а дальше они и сами окрепнут и заживут. Ткани нужно сразу полностью сращивать, а не прихватывать края раны кое-как! А это знаешь, сколько сил? Мышцы я ему ещё срастил, чтобы сами криво и косо не срослись, а вот шкура пусть сама зарастает. И то, ты представляешь, сколько я его шил? У него же лошадиные размеры и распороты грудина и половина брюха! И я его уже два раза шил!

Вааш поджал губы и больше с нравоучениями не лез.

Кот же был очень рад их видеть. Подняться он не мог, но его хвост мёл перину очень шустро, а сам зверь вертел башкой и издавал странные урчащие звуки. Делилонис подошёл к нему и от души потрепал между ушами. Кот и ему очень обрадовался, даже пополз к наагаришу, но строгий оклик Эоша припечатал зверя к месту:

– Вааш, лежать!

Вздрогнули и Вааш, и кот. Вааш посмотрел на спину лекаря немного обиженно.

– Эош, ну почему Вааш-то? – протянул наг.

– Потому что такой же дурной! – Лекарь был всё ещё зол на пациента за бунт под дверями лекарского крыла.

Ссадаши уложил Дариласу на расположенное в комнате ложе и даже помог Эошу раздеть её. Лекарь тщательно осмотрел девушку под нервным взглядом ученика и вздохнул:

– Ну, что я могу сказать?

Лилашей побелел.

– Да нет, ты-то молодец! – поспешил успокоить его Эош. – Сделал всё отлично, ещё пара дней, и она здорова. Но, уважаемые опекуны, – лекарь окинул троицу «уважаемых» взглядом, – проследите, чтобы ваше чадо не напрягалось, хорошо кушало и много спало. Её организм слишком многое перенёс. Сперва многочисленные укусы хмангеров, потом выматывающую гонку до столицы и обратно, несколько недель не очень комфортного путешествия… Неудивительно, что после такой встряски даже иммунитет оборотня не помог. Физически она истощена, ей нужно набираться сил.

Опекуны, как один, кивнули.

А к плечу лекаря прикоснулся Ссадаши. Глаза парня горели страхом и ожиданием.

– Наагалей… – начал было он, но не смог закончить.

– А-а-а… – понимающе протянул Эош и нахмурился, чем напугал Ссадаши. – Жив, но в себя так и не пришёл.

На лице молодого нага обозначилась сложная смесь облегчения и отчаяния.

– Пошли, провожу. – Эош поднялся. – Так, девочку не трогать. Пусть спит.

Только он отвернулся, как от плеча Вааша отцепился Роаш. Рыжий наг заполз на ложе к Дариласе и лёг рядом, смотря на её спящее лицо почти не мигая.

А Эош и Ссадаши покинули комнату, повернули налево и остановились под дверью следующей комнаты. Прежде чем зайти, лекарь тихо сказал Ссадаши:

– Там твоя мать, в смежной комнате. Мы пытались уговорить её разорвать брак с твоим отцом, чтобы… ну, в случае чего хотя бы она выжила. Но она нас даже не слушает. Попробуй ты с ней поговорить.

Ссадаши коротко кивнул, и Эош открыл дверь.

Парень увидел отца сразу же. Могучий наг лежал на широком ложе на спине и выглядел не таким уж и могучим. Ссадаши медленно прошёл внутрь, с жадностью смотря на отца. Оказавшись рядом с постелью, он опустился перед ней на колени и прикоснулся к ладони больного.

– Он… похудел… сильно… – сипло произнёс парень.

– Он без сознания уже третью неделю, и мне приходится поить его настоями, содержащими все необходимые для организма вещества. Но это не та пища, которая поддерживает хорошую физическую форму.

– Прохладный…

– Ещё три дня назад на нём яичницу можно было жарить.

– Он выживет? – задал самый главный вопрос Ссадаши.

Эош не стал отвечать сразу. Помолчал и осторожно произнёс:

– Яда в теле уже нет, но он слишком долго не приходит в себя. Не могу ничего сказать с точностью.

Ссадаши закрыл глаза и прижался лбом к руке отца. Просидев так некоторое время, он тихо спросил у Эоша:

– Она там?

Эош посмотрел на дверь, ведущую в смежную комнату, и кивнул. Ссадаши поднялся и медленно зашагал туда. Лекарь подождал, пока парень скроется за дверью, и направился обратно к коту и Дариласе.

Ссадаши замер на пороге, не в силах отвести взгляд от женщины, сидевшей на краю ложа. Он видел только её спину, хрупкую, изящную, и длинные русые волосы, лёгкими волнами окутывающие тонкую фигуру. Она обернулась и распахнула карие глаза, длинные влажные ресницы тяжело поднялись. Ссадаши с жадностью смотрел на аккуратное симпатичное личико, которое досталось и ему, на красные искусанные губы, и его посетило полузабытое детское воспоминание. Ребёнком он всегда считал свою мать прекрасным, но хрупким духом, к которому ни за что в жизни нельзя прикасаться, иначе она исчезнет. И он не прикасался. Сколько раз за всю свою жизнь он осмелился украдкой коснуться её? Наверное, эти разы можно пересчитать по пальцам.

– Ссадаши? – хрипло и надорванно произнесла женщина. – Ты вернулся?..

Похоже, она не сразу признала его в двуногом облике. В её глазах Ссадаши увидел уже знакомую ему муку. Увидел, как сжались её пальцы. Она всегда так смотрела на него. И сын всегда считал, что эта боль в её взгляде вызвана осознанием, что родила такого тщедушного ребёнка как он. Но если поверить словам