Карина Демина - Искры гаснущих жил

— Спасибо, но… я и сама управилась бы.

— Нет, — Кейрен встал. Он высокий и все равно Таннис выше, пусть и ненамного. — Что бы ты ни сказала, тебе не поверят. Филипп это знает. И надавить, пригрозив судом, не получится. Он же должен понять, что влип, и что единственное спасение — сдать хозяина.

Кейрен коснулся чепца и попросил:

— Сними ты это убожество.

Таннис сняла.

И стиснула зубы. Если отвернется… то пусть себе отворачивается. Ей-то что за дело? Главное, Кейрен слово сдержит, Таннис отпустят, а… а волосы отрастут.

— Прости, — он мягко коснулся ежика. — Я не знал.

— Все нормально.

— Не нормально, — Кейрен вдруг обнял. — Я приказал, чтобы о тебе позаботились, посчитал, что этого довольно…

— Они и позаботились, — оттолкнуть его не вышло, хоть и тощий, но сильный, и явно отпускать не собирается. — Волосы часто стригут, чтоб… вшей не было. И блох. И клопов. Да и ерунда… отрастут.

Кейрен держал ее одной рукой, а второй гладил, и от этой ласки засвербело в носу. Таннис все-таки всхлипнула, уткнувшись в острое его плечо.

— Отрастут… конечно, отрастут… и ты все равно красивая. Не отворачивайся, пожалуйста…

— Отпусти.

— Ни за что, — он нежно поцеловал в висок. — Я тебя поймал. Ты моя, понятно?

— Только если сама захочу.

— Захочешь.

— Уверен?

— Конечно. Сама подумай. Я молод. Хорош. Умен. Образован. Обладаю легким характером. И состоятелен, что тоже немаловажно. Карьеру сделаю, дядя утверждает, что у меня перспективы хорошие… если, конечно, доживу.

— А еще скромный, аж дух захватывает, — Таннис все-таки улыбнулась. Нет, он совершенно сумасшедший. И теплый.

Пока, но ведь мерзнет, вон какая кожа, в пупырышках…

— Таннис… я ведь могу и не уйти…

Он сам отстранился.

— Давай, я подожду там? — Кейрен указал на дверь в ванную комнату. — Только поторопись. А то я точно околею. Сменная одежда на диване. Я на свой вкус выбрал, надеюсь, придется по вкусу… но про чепец не подумал.

Ничего, Таннис как-нибудь обойдется без чепца. В конце концов, положа руку на сердце, ей глубоко плевать на остальных. А Кейрен ее лысой не испугался.

Раздевалась она быстро, с немалым наслаждением избавившись от тюремной одежды.

— Ты… это нарочно? — Таннис подняла нижнюю рубашку из тончайшей бязи, отороченной кружевом.

Нарочно.

Эта рубашка выглядела отвратительно развратной и… чудесной.

— Я верну тебе деньги, — Таннис все же решилась.

— Конечно, вернешь, — отозвался Кейрен. — Потом…

Прохладная ткань ласкала кожу, кружево было колючим, но не неприятно. А Стелле бы понравилась, вон, все тело просвечивает, но как-то так… красиво.

Таннис провела по бязи ладонями, наслаждаясь мягкостью, и подняла шелковые чулки с тончайшим, почти незаметным швом…

…платье шерстяное, цвета осеннего багрянца, с квадратным низким вырезом, из которого видна кромка кружев нижней рубашки, и рядом мелких пуговок, расположенным сзади.

— Ты нарочно? — она повернулась спиной к Кейрену.

На нем тюремное платье сидело столь же отвратительно, как и на ней.

И ничуть он на женщину не похож.

Кого они обмануть думают? У грязного Фила чутье… и приказ, который он мог бы исполнить еще тогда, когда Кейрен ушел. И почему не исполнил? Или тогда приказа не было?

— Конечно, нарочно, — Кейрен наклонившись, коснулся шеи губами. — Тебе очень идет… и корсет не нужен. Ты и без корсета хороша.

— Подхалим.

— Еще какой, — он ловко застегивал пуговки. — Но тебе действительно идет. Посмотри.

Кейрен развернул ее к зеркалу.

…лысая… смешная… и все-таки…

— Ты хорошо держишь осанку.

…леди Евгения была бы довольно, но вот вырез…

— Великоват, — согласился Кейрен, когда Таннис попробовала подтянуть платье повыше, она чувствовала себя почти голой. — Но это легко поправить. Не трогай.

Он подал коротенький жилет из черного бархата, отделанный белым позументом.

— Вот так хорошо.

Хорошо. И вправду ведь хорошо, Таннис будто бы не на себя смотрит. Неужели вот эта женщина в зеркале — она?

Леди?

Наверное. И Войтех удивился бы, увидев ее такой. О Войтехе подумалось с грустью, но без прежней саднящей боли. Прошлое, которого не изменить, не исправить, но… есть еще будущее. И Таннис постарается наново выстроить свою жизнь.

— Спасибо, — она удержала руку Кейрена и, потянувшись, коснулась теплой его щеки губами. — Спасибо тебе большое, я…

— Только не плачь.

— Не буду.

— Будешь, — он смахнул слезинку. — Но это нормально. Все женщины плачут, даже такие сильные, как ты. Ты ведь будешь вести себя хорошо? Дождешься меня?

— Здесь?

— А где еще?

— А если…

— Дядя в курсе. Он и сам не будет соваться, и другим не позволит. Хотя про эту комнатушку мало кто знает, а уж таких смелых, чтобы полезли, и вовсе не найдется. Прости, но придется тебя запереть…

— А ты?

— А меня, — Кейрен поправил чепец, — проводят в камеру. Все будет хорошо, моя прекрасная леди.

Таннис очень хотелось бы ему поверить.

Оставшись одна, она прошла по кабинету, еще не смея прикасаться к чужим вещам, но ожидание утомляло, и Таннис присела на диван. Встала. Вновь прошлась. Взяла конверт.

Таннис Торнеро, девица двадцати лет.

А денег вдвое против того, что было. Врун синехвостый… конверт Таннис спрятала в корсаж, так оно надежней. И делать вновь стало нечего. Здесь хуже, чем в камере и она сойдет с ума, если не отыщет себе занятие.

…леди Евгения говорила, что у Таннис хороший глаз, и надо лишь постараться.

Вспомнить, что когда-то она умела рисовать.

Углем на стене… и грифельным стержнем на старых обоях… или вот грифелем же, но по бумаге, благо, листов в самописце целая стопка. Если Таннис возьмет несколько, то никто не заметит.

Ей впервые за долгое время хотелось рисовать.

…мамашу, сидящую на старом табурете. Ноги расставлены и юбка натянулась, задралась, выставляя опухшие мамашины ноги. Их она платком обвязывала.

Нет, на ее рисунке мамаша будет молодой. И красивой.

И платье ей Таннис подарит, пусть бы и угольное, ненастоящее.

…папаша, но не такой, каким его Таннис запомнила, иной, серьезный и в новом пиджаке. Кепка съехала набок, и папаша улыбается, щурится хитровато…

…Войтех… он хотел стать джентльменом, и Таннис позволила ему.

Это ведь невзаправду, просто рисунки.

И черный строгий костюм. Тросточка, естественно, потому как джентльмен без тросточки, что соловей без голоса. И шляпа…

И нет, не то… надо сделать его старше, чтобы как она… и Таннис улыбнулась. У нее еще много бумаги, и времени изрядно. Она сможет каждому нарисовать другую, непрожитую жизнь.