Елена Саринова - Ваш выход, рыцарь Вешковская!

— Ты про что сейчас? — уставилась я на нее. — Что за «расценки»?

— На молчание, доча. Спасительное неведение. Ведь, Ник тогда рассудил очень здраво: расскажет — сбежишь. Он ведь тебя прекрасно знал.

— А не надо было… — открыв рот, передернула я плечами. — Ма-ма…

— Что, Агата? — уныло скривилась та.

— Мама… только не говори мне сейчас… тысь моя майка…

— Ага, доча… Помнишь, когда тебе было четыре годика, мы полгода жили в Гусельницах у твоей тетки Гортензии?.. У тебя именно тогда дар и открылся, в нашем старом родовом гнезде. А потом вернулись назад, сюда.

Вот это… повороты сегодня:

— Помню смутно. Но, не в том суть. И что, папа… тоже? И ты его, все же, простила?

— Нет, доча, — покачала моя родительница головой. — Это он простил меня. И я ему за то до сих пор благодарна.

— О-о-о…

— А-а…

— Знаешь, мама… я, пожалуй… пойду.

— Куда, доча? — вскинулась она в кресле.

— А-а… платья себе новые куплю… Туфли.

— Вот это правильно! А то деньги твои за семь лет… да ты на них дом себе здесь купить сможешь! — мне уже вслед. Я — замерла, не оборачиваясь:

— Вот и дом заодно… И мозги. И дырявое сердце. А память где-нибудь… потеряю…

Весь этот город был для меня, как ловушка. Один огромный без выходов лабиринт. И будто не было семи лет в запредельной Бередне. Они исчезли, рассеялись, как лишняя магия в высоком куполе этого города. С каждой вывески магазина, с каждой афишной тумбы на меня огромными буквами смотрело прошлое одним только именем: «Ник». «Ник», «Ник». Один лишь «Ник», куда не скоси свой затравленный взгляд. И какие там «новые платья»? Ноги сами выбрали свой маршрут, стоптанный сотнями кадетских подошв… Таверна «Бесхвостый дракон». Те же оббитые старые камни в крыльце. Лишь дракону на щите у входа обновили чешуйки. И даже морду украсили «золотом». И улица прежняя. Тихая, узкая. А в самом ее конце… ворота. За которыми целая жизнь… Вот разве можно перечеркнуть ее из-за одного лишь предателя? Да, даже из-за пяти?.. Вот и у меня… не вышло. Скобан[7], рыцарь Вешковская… Глупая глупая… И уперлась лбом в прохладный металл ограды…

— Кадет Вешковская! Долго вы будете отлынивать от состязания?!

Прищуренный взгляд вечно смеющихся, гранитно-серых глаз. А русые волосы треплются на ветру. Тренировочный меч в руке, облаченной в обрезанную до пальцев перчатку, выписал в воздухе руну. О-о, значение ее я знала прекрасно: «защита».

— Кадет Подугор, вы — хвастун! И-и…

— Агата, хватит тянуть время. Или сразу сдавайся.

— Ну, уж — нет! — и сделала первый рывок.

Хотя, он всегда дрался лучше. Зато «личины» мои выходили куда эффективней. Я даже умудрилась однажды, накинув «облик» Ксю, сдать за нее экзамен. Правда, проходил он не в нашем родном корпусе, защищенном от «кадетских финтов», а на университетской кафедре педагога. Но, зато педагогом тем был алант.

— Бей и сразу корпус — в защиту!.. Бей!.. Бей! Закрывайся!

— Ого!

Ник, отпрыгнув, позволил себе смешок:

— Ха-х! А ты быстро учишься. Так я, пожалуй, проспорю.

— Ах, сударь, — сдула я наглую прядь со лба. — На то уповаю, — и снова ринулась в бой.

— Ну, уж — нет! — лязг металла об металл. И мой меч боком — в траву. Я лишь взглядом его проводила:

— Это — как?

— «Вертушка». Мой личный прием. Закручиваешь своим мечом меч противника и ребром выбиваешь, — и, воткнув в землю свой, подошел вплотную ко мне. — Я тебя потом научу… Ну что, кадет Вешковская?

— Что, кадет Подугор? — снова эта наглая прядь на глаза. Все из-за нее, но… подумаешь.

— Я так думаю, — пальцами мои волосы за ухо. — Раз прием мой был неожиданным, то и счет наш… «ничья».

— А это значит?

— Мы все равно с тобою целуемся.

— Решение мудрое. Совершенно согласна, — сама запустила я пальцы в русые волосы Ника. И притянула к себе.

— Агата, — обхватил он меня руками.

— Ага?

— Закрой глаза.

— Нет. Я хочу видеть твои… — и больше нет ничего в этом мире… Ничего в этом мире… Ничего…

— «Что же ты наделал, Ник?.. Что же ты сотворил?»

— «Что?.. Ага-та?..Агата!»

— О-ой! — отдернув пальцы от прутьев ограды, уставилась я в пустое поле за ней. — Это… как? Это… всё этот город! — и развернувшись, понеслась по улице прочь…

Как такое вообще удалось? Перекрыв все мысленные и внешние с ним контакты через семь лет «тишины» услышать запретный голос? Как такое случилось?!.. Вот же скобан, рыцарь Вешковская! Скобан!

— Мама!

Родительница моя на всех парусах выскочила из спальни:

— Доча, что?!

— Мама… мама, ты что, ревела?

Та скосила в сторону предательски красные очи:

— Ну, немножко. Я думала, ты меня… уважать перестала. После…

— После чего? — уставилась я на нее. — А-а! Вот же глупости. Прекрати. Я тебя уважаю любую. Даже раскалашенную[8].

— Это… какую? — шмыгнула родительница «раскалашенным» носом.

— Это?.. Ой, мам, я сама сейчас глупость огромную сотворила и теперь…

— Опять собираешься отсюда бежать?! — как быстро-то она отошла!

— Нет! Я решила сменить место жительства на… а к тетке своей махну, в Гусельницы! Там и предписания лекаря легче всего исполнять. И ты мне поможешь.

— Доча, как?

— Так я же теперь «безподвальная». Вот своим подвалом меня туда и забросишь.

— Когда? — глаза навыкат и неожиданным басом.

— Сейчас.

— Ну, уж нет! Я сестру свою полгода не видела и мне нужно к встрече с ней подготовиться. Да и без подарка… А чтобы ей пода…

— Мама!

— Агата! Ты Гортензию нашу не знаешь.

— Даю тебе десять минут! И не минутой…

Через два с четвертью часа мы с мамой скромно торчали на высоком скрипучем крыльце. Ожидание, однако, затягивалось. Я, от нечего делать, решила пока осмотреться… Да… Уже — не деревня и точно — не город. Провинциальные Гусельницы. Северо-восток нашей, окантованной Рудными горами, страны. Широкая улица за калиткой. Приземистые, желто-веселенькие дома и лопухи вдоль низкого резного штакетника. Красота и раздолье. А прямо передо до мной, не считая материнской нервной спины — высоченный, серый от времени и ветров, деревянный… мавзолей? Терем? Курятник? Так вывеска же… «Ржавый гвоздь». В общем, родовое гнездо.

— Катаржина!.. Агата? — где-то я сегодня уже слышала точно такой же удивленный вопрос. Только, на этот раз — с иллюстрацией. Будто широкое мамино лицо с медной гривой взяли и вытянули. Хотя, по-моему, тетка моя, с таким родилась. — Агата! Племянница!

— Здравствуй, Гортензия! А мы тут в гости. И… — быстро — в сторону. — Доча!