Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей

— Что же вы такая несговорчивая.

Ненадолго улыбка исчезла с его лица. Он остался очень красивым, но уже не таким добрым.

Идея пришла внезапно. Просто в один миг, когда я поймала себя на том, что по привычке, под варежкой тру диск своего кольца, подаренного мужем. Меня словно перетряхнуло от мысли зачем я здесь: пойти прямо сейчас к мужу, сделать в один миг так, как было в том времени я не могу. И если всё останется, как есть, то какая на хрен разница: схватят меня, как преступницу, или случится революция и всё равно не будет ни его, ни меня?

— Подождите! Я передумала! — изумление… шок.

Дальше я действовала на рефлексах: открыть широко-широко глаза, не слишком широко рот, несколько раз моргнуть, не быстро но и немедленно. Глаза мои в этот момент кричали: я ооочень слабая и совершенно беззащитная.

— Что же с вами случилось?

За годы счастливого брака я поняла простую истину: я, безусловно, умею всё сама: и колесо поменять, и лампочку. Но если я буду не просто уметь, но и делать, то и мужа рано или поздно придётся менять. Нет ничего естественнее этой обоюдоприятной игры: ах, я такая красивая, но такая слабая, мне так нужна твоя помощь, как же сама потащу эти пакеты! Как итог: Васе не нужно было лезть из кожи вон, чтобы оставаться сильным мужчиной, рядом с такой слабой мной. И плевать, что за спиной у этой слабой детство в девяностых, российская глубинка, и отец-алкаш, которому я даром не упала. К жизни за каменной стеной привыкаешь быстро, и через несколько месяцев даже импульса не возникает выйти из машины, дверь которой никто не открыл.

— Мне очень нужно найти одного человека, это очень срочно, — на глаза навернулись слёзы. — Дома его нет, где искать его, я ума не приложу, — всхлип, я сняла рукавицу с левой, свободной от кольца руки, провела под глазами,— понимаете… это вопрос жизни и смерти!

Бравады на собеседнике словно не бывало:

— Это… мужчина?

Очень тонкий момент. Здесь лучше не врать, но и ложных надежд не давать. За то недолгое время, что я здесь пробыла, я поняла одно: аристократическая честь – понятие очень гибкое. Уж заблуждений о том, что раз мужчина дворянин, то он непременно будет целовать мне ручки и довольствоваться этим, я не строю.

— Мужчина, но это не то, о чём вы подумали. Мы в некотором роде… у нас общее дело. И сейчас мне нужно с ним связаться, но…

— Я понял. Пойдёмте.

Он решительно развернулся и пошёл назад, к своему дому.

Я не стала задавать вопросов, и лишь когда мы вошли в квартиру на верхнем этаже, замялась у порога.

— Иди, я сам, — справадил горничную. А мне сделалось не по себе.

— Что…

— Телефон. Вы расскажете мне всё, что знаете, я позвоню, кому смогу и узнаю, где искать вашего… товарища?

— Да какого товарища! — я выдохнула – насиловать меня здесь не собираются, — просто знакомого.

— Чудно, — он снова лучезарно улыбнулся, вешая шляпу на вешалку, — Николай Павлов, присяжный поверенный, к вашим услугам барышня?

Повесил пальто.

— Кос. Алиса Кос. И… позвольте, я не стану раздеваться. Зябко.

Адвокат. Чудно.

Папа – прокурор, сын – адвокат.

Просто интересно, они в судах встречались? Вряд ли – прокурор военный, а этот во фраке. В петлице слева серебрянный знак: герб, венки, листочки…

Это не просто прошлое, это совершенно, абсолютно другой мир! С другими порядками и правилами, с другими людьми… даже адвокат здесь обязан носить отличительный знак.

— Алло! Барышня, соедините… — спустя час, я уже перестала реагировать на эту фразу Николая и воспринимала её, как фоновый шум. — Да, Слепцов, штабс-капитан… понял! У Седова, в канцелярии, не извольте беспокоиться, да! Помню-помню, восьмого числа. Жду с нетерпением! С меня херес, — большие напольные часы в кабинете пробили одиннадцать утра, а я внимательно ловлю каждое слово поверенного. Боже мой! У него знакомые по всему городу – он звонил в конторы, министерские кабинеты, дома актрис… — Сергей, буду должен. Ты там что-то говорил про то дело… пришли мне бумаги, я посмотрю, может смогу поспособствовать. Да, буду ждать.

Трубка телефона громко плюхнулась на рычаг, заставила меня подобраться в кресле.

— Нашли?

— Конечно, — он выглядит настолько самодовольным, что это самое самодовольствие можно из него выжимать. — Едем?

— Вы… поедете со мной?

— Я подозреваю, что сама вы не бываете там, где сейчас капитан.

“Неужели женщина?” — единственная мысль, что билась в голове, пока он ловил извозчика, помогал мне устроиться. – “Господи, пусть только не женщина! Это тогда, в своём мире я была уверена, что мне не ровня ни одна соперница, теперь же… Я просто не выдержу, если увижу мужа с другой. Пусть ежедневная война с полухолодной ванной, допотопным туалетом, кучей непонятных одежд, людей, но только не с ним…”.

— Куда мы едем?

— В Бризак, — мой непонимающий взгляд и он продолжил: — вы, барышня Кос, очень странная барышня. Возможно, единственная барышня не только в столице, но и во всей Империи, которая не знает, что это за место, — прикольно, а объяснять он будет, или только подкалывать? — Это дом моды, — кажется, мой рот сам сложился в букву “о”. Что там делает Вася? — Не просто дом моды, но один из лучших в стране, ваш… приятель сейчас там, как и весь столичный свет, мадам Бризак даёт представление новой коллекции.

Показ мод? Серьёзно? Этот безэмоциональный сухарь, от которого я не могла вытянуть ни слова, кроме подозрений и вопросов… Мода?

— Мужчины интересуются модой? Или они шьют мужскую одежду?

Павлов хохотнул.

— Мужскую одежду они не шьют, впрочем, женскую тоже. Бризак – поставщик Императорского двора, только особам, приближенным к высочайшим телесам они могут шить одежду.

— Но… мужчины?

— Бризаки, как и некоторые другие, устраивают представления, показывают свои наряды не на куклах, а на живых лю… женщинах. Бывают такие зрелища – почище чем в Императорских театрах. Впрочем, их артисток они частенько и приглашают для демонстрации.

— Можете не продолжать, — как говорил Вася: балет – это стриптиз девятнадцатого века.

И раньше я потешалась и умилялась над бедными мужиками, которым на женщин негде поглазеть, кроме как в театре.

То раньше, пока среди них не