Реверанс со скальпелем в руке - Тамара Шатохина

И у вас, наверное — совпало что-то не так… настроение. На работе не скажется — обещаю.

… то ли вид сделал. Но контролировать стал жестче. И не только работу — режим питания, дежурств…

Тогда все уже ждали Нуцу — накануне ушла в декрет одна из медсестер и пришла Таня. А Таня действительно была супер, во всех отношениях. Засматривались не только мужчины, ревниво любовались и женщины. Ну, а жене шефа просто обязаны были доложить. А дальше и случилось оно — странное.

Я опять задержалась — не спеша сдавала дежурство, долго мылась в душе, хотя могла и дома… В пустой возвращаться не хотелось. Весь этот год я искала и находила себе занятия, разочаровывалась, бросала… Остановилась на бассейне три раза в неделю и курсе обучения рисованию с нуля, после перешла в соседний кабинет, где творили картины песком на световых столах…много читала. И вычитала, что животные помогают справиться со стрессом. Взяла себе котенка… хорошо — только на день, присмотреться. И вовремя поняла, что нужно любить, чтобы хотеть о ком-то заботиться, а я просто планировала пользоваться.

А в тот день уже одевалась в гардеробной — одна, все остальные давно разошлись когда дверь распахнулась и влетела она — в бахилах и белом халате, как положено. Нуца. Вот она точно была грузинкой, самой настоящей — большие черные, чуть навыкате, глаза, вороная грива просто на загляденье, нос с горбинкой — красивая женщина. Чуть располневшая после двух родов, но южные, они все так… и не только они.

Стоя в дверях, она какое-то время просто смотрела. Я не понимала… улыбнулась, застегивая последние пуговицы пальто и поздоровалась:

— … Ищете Георгия Зурабовича? А он сейчас у главного. Давно ушел, там уже, наверное, скоро.

А она вдруг быстро подошла и крепко обняла. Я замерла… а она неловко отстранилась и пробормотала, глядя куда-то в сторону:

— Спасибо. Если что… я просто не переживу еще и это, Маша. Даже если его верность для тебя… и все равно — спасибо тебе!

И так же быстро вышла… стыдно стало? А я немножко так… офигела — другим словом состояние просто не передать. Прошло какое-то время, пока вышла из ступора. Понять ее как-то не так было бы трудно. И я мысленно отмахнулась, списав все на странное поведение в принципе не совсем адекватной Нуцы. Злилась… она что-то там надумала в припадке ревности, и что теперь…? Да пошла она со своими фантазиями!

А ночью, опять мучаясь бессонницей, как-то все сопоставила и нашла в её словах логику. И кажется, начала что-то понимать. Или нет? Страшно было даже думать в эту сторону, но вспоминалось то одно, то другое… что делало её домыслы не такими и дикими.

Почему он вообще приснился мне сейчас — в этой телеге, на слежавшейся соломе? Последнее время я много о нем думала. Вспоминала уроки в операционной и заодно жалела, что не пошла тогда учиться — практика не помешала бы. Хотя, как и обещал сразу, Шония делал для меня все возможное. И даже влетел из-за этого в неприятности…

Понятно, что разрешить мне какие-то манипуляции в операционной ране, кроме удаления аспиратором крови и антисептического раствора, он не мог. Но если оставалось время и случай был несложным, разрешал шить. Не сразу… ой, далеко не сразу — только после того, как я сдала экзамен по шовному материалу и методах соединения мышц брюшины, подкожно-жировой клетчатки, кожи… Виды швов, способы вязания узлов… Просто ушить оказалось совсем не просто.

Но почти десять лет я за всем этим внимательно наблюдала. Я помнила каждое его движение и слово — сотый, тысячный раз, каждое пошаговое объяснение. И он же не только объяснял, а и находил время обсудить разные подходы и методы. И сразу же на практике доказывал преимущество выбранного им. За право ассистировать Шонии только не дрались…

О моих «успехах» каким-то образом узнал главный — бывший начальник отделения. Я и тогда не стала, и сейчас не хочу думать о том, кто из нас это мог быть? Потому что в курсе дела был только костяк бригады — четверо самых близких. Хотелось верить, что причина в беспокойстве за пациентов. Хотя любые риски были исключены, раз Шония пошел на это и решился. Это значило — он уверен на сто процентов. Нет — двести!

Все так и было. А в какой-то день нас обоих вызвали на ковер. Вначале разговор был односторонним и, мягко говоря… неконструктивным. Я вообще там была в роли статиста или немого укора. Глаз почти не поднимала и помалкивала, чтобы не сделать еще хуже.

Поджилки тряслись и сердце замирало… Серов рвал шефа на части словами и где-то в них была логика. Я понимала, что это — все! Для обоих или только для меня — вот сейчас и выяснится… Потом заговорил Шония. Старался спокойно… Но я стояла совсем рядом, нечаянно приткнувшись плечом к его руке — чтоб не так страшно. И чувствовала, как он напряжен — тронь и взорвется. Но нет, держался.

— Мы все — военнообязанные… Я руками и ногами — за мир во всем мире, Евгений Дмитриевич, но операционная сестра, просто подающая хирургу инструменты, однажды может оказаться его единственным ассистентом. Маша давно со мной, она знает и переняла мой стиль, все нетрадиционные приемы. И превосходно справилась с той работой, которую я доверил ей совершенно сознательно. Мы с ней только вдвоём могли бы провести несложную операцию… и даже без анестезиолога, я готов доказать это, — уверенно смотрел он на Серова.

А я зачарованно и преданно — на него. Пра-авда…? И непонятно от чего распирало — гордости за себя или за него? Или дикой просто благодарности за такую веру в меня? Ух! Правда, что ли так можно? И сразу — картинки, картинки в голове… я задержала дыхание.

— Вы, Георгий Зурабович, сейчас несете бред, — выплюнул Серов, покосившись на меня и опять переведя взгляд на Шонию.

— Отнюдь… — вежливо упирался тот, — я могу сам заряжать нитью иглу, пока сестра удерживает крючки, а эти нити она приготовит заранее и в достаточном количестве и расположит их и инструменты на своем столике так, чтобы для меня они были легко доступны. Чтобы максимально освободить её руки, при перевязке сосудов я смогу сам снимать кровооставливающие зажимы.

— И каким образом? — хмыкнул Серов.

— Шире используя ранорасширители типа Госсе и Сегала, фиксируя их к операционному столу.

— Гоша, — устало вздохнул Серов, — в случае чего… и неважно —