Змеиная королева - Анна Сергеевна Одувалова

посередине, Яна и Ян уже были там. Сидели обнявшись у костра. Яна гладила брата по голове, а он обнимал ее за талию. Услышав наши шаги, он отстранился и безразлично уставился в костер. Я двинулась ему навстречу, но поймала настороженный взгляд Яны и заметила, как девушка отрицательно покачала головой. Я поняла, что Яна лучше не трогать, и присела к костру рядом с Владом.

Индра тут же достал из огромного рюкзака котелок, наполнил его водой и повесил над костром. Я с вожделением смотрела на неоткрытую банку тушенки и целлофановый пакет с гречкой и осознавала, что готова убить за ужин. Сейчас я очень хорошо поняла мамину кошку Заразу. Как и она, я готова была тереться об ноги того, кто готовит, и истошно орать, выпрашивая еду. Банка с тушенкой казалась самым прекрасным лакомством на свете.

Глава 24

Прощение

Алина

Никогда не ела такую вкусную гречневую кашу с тушенкой. Я вообще никогда не ела так много и так вкусно. Доедая третью порцию, я осознала, что ни один изысканный ужин никогда не затмит обжигающую, только что снятую с костра пищу туриста, а Индра навсегда останется в моей памяти лучшим поваром.

Я с жадностью посмотрела на почти пустой котелок, но все же смогла взять себя в руки. Просто боялась, что даже в очень голодный живот еще одна тарелка не влезет. Пока с наслаждением вдыхала запах готовящейся еды, пока уминала огромную порцию, я забыла обо всем и даже не смотрела по сторонам. Мне было все равно, что происходит вокруг.

Сейчас же, утолив голод, я почувствовала царящее напряжение. Ян сидел чуть в стороне, словно отгородившись ото всех невидимой стеной. Даже Яна не рисковала подсесть ближе, хотя я видела в ее глазах скорее сочувствие к брату, нежели злость. Индра вообще вел себя так, будто ничего не произошло. Он то и дело ободряюще улыбался Яну. Мне показалось, что он точно знал, как будут развиваться события, и не сомневался в том, что Ян выберет меня, а не осуществление своего давнего бредового плана мести. Интересно, почему? Доверял опыту Кали? Настолько хорошо знал Яна? Или имел свои источники?

Я подумала, что никогда об этом не узнаю.

А вот Влад за моей спиной был напряжен и следил за Яном, словно коршун. Я чувствовала, что он готов сорваться и кинуться в любую секунду. Он реагировал на каждое движение бывшего друга. Стоило тому подняться, выпрямить ноги, повернуть голову – этого оказывалось достаточно, чтобы Влад начинал дергаться. Я несколько раз успокаивающе клала руку ему на колено, поворачивалась и чмокала в щеку. Он не простил Яна и, похоже, не собирался прощать.

Я пока не заостряла на этом внимания. Слишком много всего было напутано между нами троими. Сам Ян даже не смотрел на меня и на Влада, он изучал пламя костра. Лицо не отражало никаких эмоций. Я пыталась поймать его взгляд, но Ян упрямо отворачивался и этим сильно злил меня.

Влад подложил под голову одолженный у Индры пуховик и задремал прямо у костра. Он настойчиво потянул меня за собой, поэтому пришлось лечь рядом и делать вид, что я тоже засыпаю. Рука Влада давила на плечо, его дыхание я ощущала на шее, но вот счастье, которое я испытывала, когда увидела парня живым и здоровым, ушло непонятно куда. Нет, я по-прежнему радовалась тому, что все закончилось хорошо и Влад не только выжил, но и привел с собой Индру, но поговорить мне хотелось совсем с другим человеком, который не сказал мне ни слова после того, как ценой собственной мечты спас жизнь.

Не спалось. Я лежала и смотрела сквозь прикрытые веки на костер. Сзади крепко спал Влад. Яна и Индра тоже давно дремали, завернувшись в спальные мешки. Только Ян молча глядел на костер. Я делала вид, что тоже сплю, только изредка поглядывала на парня из-под опущенных ресниц. Блики костра плясали на его лице, пламя отражалось в черных глазах и играло золотыми бликами в темных блестящих волосах. С лица исчезло привычное безмятежное выражение, появилась непривычная потерянность. Ян был задумчив. Хотелось узнать, как он, но я была уверена, что разговор не состоится. Ян не захочет. Впрочем, я и сама боялась к нему подойти. Слишком хорошо помнила сумасшедший блеск в его глазах и переживала, что он появится вновь.

До сих пор не верилось, что Ян отказался от своей мечты, чтобы спасти мою жизнь. Я боялась предположить, что это значит, и точно не хотела его об этом спрашивать.

Но когда парень поднялся и молча ушел от костра, растворившись в темноте, я поняла: больше так продолжаться не может. Нам необходимо поговорить. Мне не хотелось ощущать холодную пустоту и недосказанность.

Осторожно, стараясь не разбудить, я выскользнула из-под руки Влада и отправилась следом за Яном.

Он стоял ко мне спиной, облокотившись на одну из каменных колонн, и смотрел на черную гладь подземного озера.

– Ты знаешь, чем опасно перерождение? – не поворачиваясь, спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Тем, что ты медленно и верно утрачиваешь человеческий облик. Теряешь то, что называют духовностью. Кто-то с легкостью расстается с ней, как с ненужным грузом, кто-то цепляется всеми силами, не понимая, что бесполезно сопротивляться, но итог один. Сначала ты просто осознаешь, что стал умнее и сильнее большинства, а потом «умнее и сильнее» меняется на «лучше». Вроде бы невелика разница. На первый взгляд. Но это первый шаг на пути в бездну…

– Не думаю, что ты прав, – осторожно заметила я, мысленно отмечая, что сама в себе подобных изменений пока не вижу.

– Конечно. – Ян невесело усмехнулся. – Когда-то давно я тоже не верил, что со мной случится подобное! Это совершенно нормально, изменения происходят незаметно. Ты уже теряешь некоторых друзей, правда ведь? Со многими ли ты общаешься из прошлой, человеческой жизни? А сколько в твоем окружении людей?

Я потрясенно молчала. Ян, как всегда, нашел мою ахиллесову пяту. Он был на сто процентов прав и снова заставлял меня испытывать противоречивые чувства. Разговор опять пошел совсем не по тому пути, которого я хотела.

Парень, видимо, заметил мою растерянность и решил не развивать тему изменений моего характера, а продолжил говорить о себе.

– Я не сразу изменился. – Он невесело усмехнулся. – Просто век за веком становился циничнее, разучился любить, перестал сочувствовать. Ты знаешь, я все еще могу рассуждать о красоте восходов и закатов, могу восторгаться произведениями искусства,