Судьба магии - Бет Рэвис

оказывается затянутым процессом переодевания, во время которого Корнелия, Хильда и Лизель вплетают мне в волосы цветы и облачают в платье, которое, должно быть, позаимствовали из сказочной истории, одной из тех, что любит слушать Лизель. Платье похоже на киртл[5] – приталенное, но без рукавов, а разрезы по бокам обнажают ноги до середины бедра. Насыщенный зеленый цвет оттеняется вышитыми на ткани растениями, травами для защиты и цветами – яркими, красивыми, с безумными всполохами оранжевого, синего и золотого, а сверху все прикрывает тонкая накидка из прозрачной серой ткани, закрывающая те части тела, которые обнажает платье. Если бы мы остались в Источнике на заключительную часть церемонии очищения – костер, – я бы не стала упоминать об этом. Но когда вместе с женщинами направляюсь в Баден-Баден, я, следуя за Корнелией по лесу, не могу удержаться и неловко откашливаюсь.

– Мне кажется, что этот наряд может заставить католиков пожелать снова от нас отвернуться, – говорю я.

Хильда смеется. Нагло и громко.

– Будь уверена, эта католичка безумно поддерживает подобную моду.

Лизель поднимает на нее свои большие глаза:

– Почему?

Хильда бледнеет:

– О… э-э-э… Видишь ли…

Я толкаю ее локтем, и Хильда спотыкается, будто я подставила ей подножку.

– Ничего, Лизель, – ворчу я. – Хильда думает, что умеет шутить.

Лизель хмурится, понимая, что упустила шутку, но сдается.

Лес вокруг погружается в сумерки, но фонарики усеивают серо-черные деревья, словно светлячки, которые решили появиться до наступления лета.

Хильда прочищает горло:

– Моя роль выполнена? Я пойду, чтобы…

– Да, – быстро отвечаю я. И улыбаюсь, когда в первую секунду Хильда кажется обиженной, а потом понимаю, что это часть игры.

Она закатывает глаза.

– Такая благодарная. Не знаю, что Отто в тебе нашел.

– В этом платье он много чего найдет.

– О-о-о, – Лизель хихикает. – Теперь я поняла.

Scheisse.

Хильда фыркает и игриво толкает меня в плечо.

– Как и говорила, – замечает она, – я иду искать Бригитту, – и удаляется, махнув рукой на прощание.

Корнелия посмеивается над Хильдой, но приближается ко мне и становится серьезной:

– Не беспокойся о платье, – успокаивает она. – Мы больше не прячемся от них, помнишь?

Ее улыбка противоречит напряжению в ее глазах.

Нет. Мы не прячемся. Мы эффектно заявили о существовании магии и ведьм, когда мой брат захватил Баден-Баден, и хотя отдаленные уголки Священной Римской империи, возможно, все еще могут отрицать наше существование, жители этих мест больше не могут. Большинство, без сомнения, приняло нас с благодарностью, ведь мы спасли их от Дитера, но долго ли они будут сохранять благосклонность? Мы проводим церемонию разведения костров на городской площади в качестве еще одного дружественного жеста. Но что, если знакомство с нашими практиками – это слишком много для них и слишком рано? Что, если…

Я обрываю себя, сжимаю кулаки и со стоном закрываю глаза.

«Триединая, помоги». Вот такой я выгляжу в глазах Лизель и Отто? Как они все еще меня терпят?

Да, предстоит совершить ужасные вещи. Но мы же выжили. Мы выжили после встречи с моим братом. Мы пережили его крестовый поход. Мы здесь, и люди, не обладающие магией, знают о ведьмах и готовы, по крайней мере, попытаться принять нас.

Все хорошо.

Что бы ни случилось после связующей церемонии.

Все хорошо.

Я повторяю это про себя, когда мы, выбравшись из леса, наконец приходим в Баден-Баден.

Здесь нет городской стены, в отличие от Трира, который является крепостью, и я рада, что между этими двумя местами мало общего. Трир был темным городом, смешением римской архитектуры и католического гнета. Баден-Баден же раскинулся так широко и открыто, что напоминает о тайнах Черного Леса, как будто не забыл свои корни даже под властью империи.

Мы пробираемся по улицам, большинство домов закрыто, так как час поздний и уже стемнело. Небо чистое, усеянное звездами, а воздух прохладный, но не ледяной, и я благодарна за это, учитывая то, как одета.

Лизель тянет меня за руку. Я накрываю ее ладонь своей, сжимая, и она отвечает тем же.

– Не нервничай, – шепчет она.

Я натягиваю на лицо улыбку, глядя на кузину сверху вниз.

– Разве я нервничаю? Никогда в жизни.

– Тебе не обязательно… Что-о-о-о?

Ее слова заканчиваются протяжным, изумленным вздохом, взгляд устремляется вперед, туда, где дорога выходит на городскую площадь.

Я поворачиваюсь, и моя улыбка становится шире.

Костер в центре Баден-Бадена выглядит по-настоящему впечатляюще: груда поленьев, от которых исходят оранжевые и желтые языки пламени, танцующие в черном небе. Откуда-то доносится музыка, звон инструментов и стук барабанов, приводя в возбуждение тех, кто собрался вокруг костра. Большинство пришло из Источника, это ведьмы, которые рады, что их больше не заставляют скрываться. Некоторые – и их больше, чем я ожидала, – из Баден-Бадена, их неуверенные улыбки становятся шире, когда они наблюдают, как люди из стражи Гренцвахе, друзья Бригитты, смело прыгают через пламя.

Однако есть и недовольные. Кто-то пришел просто для того, чтобы, сложив на груди руки, смотреть на празднование, перешептываться с соседом и неодобрительно качать головой. Но их гораздо меньше, чем я предполагала, – небольшие разрозненные компании. И их недовольство, кажется, вовсе теряет силу при виде одного человека: городского священника, который хлопает в ладоши вместе с ведьмами и улыбается, слушая музыку, пока его темные одежды освещает пламя.

Он принимает нас. Принимает то, что здесь происходит.

И поэтому у несогласных едва ли есть поддержка, которая могла бы приободрить их, превратив пустое ворчание в реальное действие.

Лизель вертится рядом со мной и указывает на людей, перепрыгивающих через костер:

– О, я хочу попробовать! Фрици, Фрици, вот это да…

Прежде чем я успеваю что-то сказать, она срывается с места и несется сквозь толпу, я вижу лишь расплывчатое пятно из светлых кудрей и голубого платья.

Корнелия смеется.

– Она все понимает. – Ее локоть вонзается мне в бок. – Тогда почему ты такая кислая? В конце концов, это твой праздник.

– Я не кислая, – бросаю на нее хмурый взгляд. – И я не нервничаю. Не понимаю, почему вы с Лизель так настаиваете на том, что я расстроена, когда у меня все в порядке.

Корнелия смотрит на меня с недоверием.

– Да. Ты убедительно играешь. Все, что я скажу, это… ах! – Ее взгляд устремляется куда-то мне за спину, и на ее лице появляется застенчивая улыбка. – Все, что я скажу, так это то, что тебе надо сделать что-нибудь сегодня вечером, чтобы очиститься от своего «в порядке», прежде чем завтра окажешься на связующей церемонии. В этом, в конце концов, и заключается смысл очищения, и, о, посмотри-ка, тебя кое-что ждет.

Я разворачиваюсь, чувствуя на