Эпоха королей - Нира Страусс

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить всё это.

— Осторожнее, Аланна, а то я начну думать, что ты действительно неравнодушна ко мне.

В Тельмэ царит хаос. Люди бегут к своим домам, воздух пропитан дымом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что случилось что-то плохое. Меня всего несколько часов не было дома, пока я собирала травы в лесу.

Мимо меня пробегает мальчик, и я останавливаю его.

— Нэт, что случилось?

Он вырывается из моей хватки. Его глаза полны страха.

— Дикие Охотники! Они схватили Ффодора из-за его россказней.

Я отпускаю его и остаюсь стоять посреди улицы, слегка онемев. Ффодора? Из-за россказней? Он же просто сказочник. Развлекает детей. И хотя порой он говорит запрещённые вещи, как Охота могла об этом узнать? Неужели кто-то его выдал?

Вместо того чтобы идти домой и прятаться, я тайком пробираюсь к центру деревни. Ффодор на площади. Увидев его, я зажимаю рот рукой. Ффодора привязали за руки и ноги к столбу и теперь подкидывают дрова к его ногам. Собираются сжечь его. Чтобы все вняли предупреждению, даже если думают, что они в безопасности у себя дома.

Ффодор плачет. Он не умоляет и не просит пощады, просто плачет. Словно смирился со своей судьбой. Он едва шире столба, руки связаны над головой, и от этого его рёбра выглядят так, словно готовы прорваться через кожу. Некоторые из Охотников смеются, говоря, что гореть он будет недолго.

Нет, нет. Он не может умереть.

Он был мне другом.

Он научил меня читать.

Он помог мне поверить, что жизнь — это не просто тёмная пропасть, как считает моя мать.

«Мама говорит, что любопытство до добра не доведёт», — сказала я ему однажды, когда мне удалось сбежать и навестить его. Мать узнала о нашей дружбе и выпорола меня веткой так, что на глазах выступили слёзы. «Вспомни эту боль в следующий раз, когда захочешь пойти туда, куда не следует», — ругалась она.

«Твоя мама просто хочет тебя защитить. Но знание, мой юный друг, — это всегда сила», — ответил он.

В чём бы его ни обвиняли, он не заслуживает такой смерти. Нет, не может быть. Мама только что родила и слаба, а если его не станет… Я останусь одна с младенцем? Как я смогу позаботиться о Каэли?

Я смотрю на него сквозь слёзы, убеждённая, что мой мир рушится.

Тьма противится. Она говорит, что может помочь мне.

Может ли? Говорят, что она коварна. Что она поглотит меня, если я воспользуюсь её силой. Что из-за неё против меня обернутся и люди, и сидхи.

Вдруг один из охотников бросает факел на дрова. Они быстро загораются. Ффодор кричит.

— Помоги ему, — прошептала я еле слышно.

И она помогла. Я почувствовала, как она перемещается по изгибам и узлам, приближаясь к столбу. Я почти ощущала кончиками пальцев, как она вгрызается в верёвки. В груди возникло приятное покалывание, а в животе — тепло; так всегда бывает, когда я использую магию. Я не чувствую пустоты или боли, только облегчение.

Слышно, как рыдания Ффодора прерываются, когда он чувствует, что его ноги освобождаются. Он смотрит вниз, ошеломлённый, но быстро поднимает голову и оглядывается вокруг. Он замечает меня, прижавшуюся к одной из стен, его глаза, впавшие в глазницы, широко раскрываются. Он исступлённо мотает головой. Но тьма уже грызёт верёвки на его запястьях, и те с треском рвутся.

Ффодор падает вперёд, теряя равновесие, пытается убежать от огня. Увидев это, охотники бросаются к нему. Нет, нет, нет. Он должен бежать. Он должен…

Один из охотников осматривает остатки верёвок и качает головой. Я не вижу его лица из-за капюшона и маски, но сразу понимаю, когда он замечает меня.

— Вон она! — кричит он, указывая на меня. — Она помогла ему с помощью запрещённой магии!

Никогда ещё я не бежала так быстро. Я петляю между домами, чтобы сбить охотников со следа, и, влетев в дом, пугаю мать. Она кормит грудью Каэли у камина. Увидев моё лицо, она всё понимает. Понимает, что случилось что-то ужасное.

Я наглухо закрываю дверь, но даже так слышны крики приближающихся охотников. Мать бледнеет и встаёт. Под её взглядом я чувствую себя ничтожеством.

— Что ты натворила, несносная девчонка?! — кричит она на меня. — Что ты наделала? Ты привела их к нашему порогу!

Собрав последние силы, она передаёт мне Каэли и ведёт к задней двери, в сад, который я вырастила в одиночку. Она выталкивает меня наружу и снимает с себя чёрное пальто. Вместо того чтобы надеть его на меня, она ещё плотнее укутывает в него Каэли.

Потом хватает меня за плечи. Больно.

— Беги. Спрячься там, где тебя не найдут. Если не ради себя, глупая, то ради своей сестры. Ты меня поняла?

Быстро киваю. Мать склоняется, чтобы поцеловать безволосую головку Каэли, а затем отходит.

— Быстрее!

Я уже бегу, когда слышу, как она захлопывает дверь. Продолжаю бежать очень, очень долго. С наступлением темноты достигаю окраин рудников Нурала и прячусь в одном из сараев, подальше от глаз рабочих. Остаюсь там до рассвета, всю ночь пытаюсь унять плачущую Каэли, позволяя ей сосать мой палец. С наступлением следующей ночи снова выхожу. Делаю узелок из плаща, чтобы привязать сестру к груди.

Когда я добираюсь до окраин Тельмэ, деревня кажется спокойной. Но это пугающее спокойствие. Над соломенными крышами поднимается чёрный дым, слышен лай нескольких собак.

Осторожно, постоянно оглядываясь, я приближаюсь к дому. Сад разрушен, задняя дверь едва держится на петлях. Внутри ничего не слышно, и, хотя внутренний голос просит меня не входить, что-то заставляет меня сделать это. Я должна увидеть. Я должна увидеть.

Я узнаю этот запах в воздухе. Этот металлический запах крови.

Замечаю силуэт матери на полу у камина. Подхожу ближе. Не чувствую ничего, когда вижу лужу крови у её головы. У неё нет нескольких пальцев. Не чувствую ничего, когда опускаюсь на колени и касаюсь её плеча. Не чувствую ничего, видя её обнажённую грудь и всё остальное.

Но ужас охватывает меня, когда я слышу её слабый стон.

Она ещё жива.

Её глаза красивого изумрудного оттенка с трудом находят меня. Она едва может держать веки открытыми, но пытается что-то сказать.

Я не хочу ничего слышать, но всё же наклоняюсь ближе.

— Знала… — Её голос — сама смерть. На последнем издыхании. — Знала, что это… глаза зла.

Резко отстраняюсь. Ничего не отвечаю, потому что… она