По праву крови - Ксения Родионова

— Ну-ну, — Оскар сцепил руки над столом.

— Друзья, мы все играем в одной команде, — вмешалась Ирен.

Все невольно вспомнили сводки: целые отряды, стёртые с лица земли, не просто убитые, а обращенные в прах и аномалии. Тотальное стирание.

Я осторожно коснулся пальцами запястья Анны. Она развернула ладонь и позволила своим пальцам сплестись с моими.

Оскар, видя, что его слова возымели эффект, продолжил, понизив голос до заговорщического шёпота, который заставлял всех непроизвольно наклониться к столу.

— Мы вышли на ущелье. Но это — иголка в стоге сена размером с гору. Месторождение может быть где угодно, и блуждать по округе, кишащей аномалиями и патрулями, можно до скончания зимы. Если нас вообще не сотрут в порошок раньше.

Он обвёл всех тяжёлым взглядом.

— Но есть лазейка. Люди. Два геолога в увольнительной. Один — семьянин, прилип к жене и детям, как репей. Того из дома не вытащишь. Зато второй… — Оскар усмехнулся. — Молодой, падок на внимание, любит поболтать и похвастать. Настоящее трепло. Баб любит. Вот только… его всегда пасут. Два охранника из инквизиторов. В гражданском. Просто так не умыкнешь. Позволяют ему языком молоть, что странно. Видать, специалист хороший или уверены, что никто не сунется копать глубже.

В воздухе повисла пауза, но ненадолго.

— О, да я этого ботаника в два счета раскручу на поболтать! — Мия щёлкнула пальцами, её глаза загорелись азартом охотницы. — Скажу, что я студентка-геолог, обожаю скальные породы… и парней с мозгом. Он же слюной истечёт!

Рядом с ней Гастон нарочито прочистил горло. Звук был похож на скрежет камней.

— Что, Гас, ревнуешь? — Мия озорно подмигнула ему, ни капли не смутившись. — У того балабола небось две руки на месте, чтобы хватать меня за зад, а?

Бриггс заржал, кто-то сдавленно хихикнул, но большинство сохраняло неловкое молчание. Гастон не ответил. Он лишь опустил взгляд на свою механическую руку, лежавшую на столе, и сжал кулак. Тишина с его стороны была красноречивее любой брани.

— Да брось, я его похотливые причиндалы так выкручу, что он соловьём запоёт.

— Оставим его причиндалы на месте. У тебя патологическое желание всех мужчин в узде держать?

Взгляды медленно переползли к Сиху. Командир сидел расслабленно откинувшись на спинку стула, поскреб щетину и откинул тяжёлые кудри с лица. Его живой глаз был прищурен, искусственный — мерцал тусклым алым огоньком.

— Держать яйца мужика в кулаке — очень эффективная стратегия выживания, — лицо Мии расползлось в гадкой ухмылке на этих словах. — Принцесска вот вовремя кое-кому не выкрутила шары, так он во все тяжкие пустился.

Сиху покачал головой, как отец сгорающий от стыда за выходки детишек.

— Опасная игра, — наконец, произнес он. — Но может сработать. Охранники — проблема. Их нужно будет нейтрализовать. Бесшумно. И мгновенно, — его взгляд скользнул по лицам за столом, оценивая, останавливаясь на каждом. — Кайден. Твоя тишина и твой голос… они понадобятся.

Я кивнул. С тех пор, как Кирон вернулся, превратив улицы Висгловера в свои личные охотничьи угодья, я туда не ступал.

Мия продолжала шуметь, вываливая один провокационный план за другим:

— … или можно устроить драку! Я начну орать, что он меня обманул, обещал жениться! Охранники бросятся разнимать, а вы в это время…

— Мия.

Сиху произнёс её имя без повышения тона, но это прозвучало как щелчок выключателя. Поток слов иссяк.

— Геолога нужно вывести чисто. Через разрыв. Кайден, ты откроешь прямо с места похищения. Мы переправим его на заброшенную ферму в районе Тихих аномалий. В двух десятках километров от города. Там давно никто не живет — земля перестала давать урожай, — его взгляд скользнул по Анне, затем снова остановился на мне, когда он продолжил. — Ни к чему ему знать что-либо о нашем доме.

— Я буду ждать вас там. После допроса… — Сиху провёл рукой по столу. — … мы сотрем ему память и вернём обратно. К его девочкам. Пусть думает, что просто перебрал и ему померещилось.

Остаток ужина прошёл в гулком, неестественно оживленном обсуждении деталей. Слова были правильными, планы — логичными, но под столом сжимались кулаки, а взгляды скользили мимо друг друга. Все были на взводе, и этот нервный трепет витал в воздухе гуще табачного дыма.

Мы молча шли обратно к хижине по заснеженной тропе. Дома стояли тихими оплотами уюта, взирая на нас тёплыми окнами кусочков чужих жизней.

В хижине я механически занялся привычными действиями — подбросил дров в печь, поставил чайник. Когда Анна вернулась из ванной с влажной кожей после умывания и с расстёгнутой до пояса рубашкой, я стоял у стола, разливая по кружкам душистый чай. Она пересекла комнату и подошла так близко, что я почувствовал исходящее от неё тепло. Её руки, прохладные и удивительно нежные, поднялись и поймали моё лицо в ладони.

Она потянулась ко мне, чтобы поцеловать. В глазах читалась такая отчаянная нежность, что у меня перехватило дыхание. Но я не дал губам коснуться. Мягко, почти с мольбой, я остановил её, положив свою руку поверх её пальцев.

— Анна… Почему? Потому что я ухожу? Потому что боишься, что это в последний раз?

Я должен был быть уверен. Не мог принять этот дар, если он был порождением страха. Она не отстранилась. Её взгляд был чистым и ясным, несмотря на тень печали в глубине.

— Нет, — выдохнула она. — Потому что я хочу. Потому что… я хочу чувствовать. Только тебя. Сейчас. Чтобы не он… а ты. Всегда был ты.

Что-то щёлкнуло. Все моя сдержанность, вся моя осторожность рухнули перед этой простой, страшной и прекрасной правдой.

Наша близость в эту ночь была иной. Не страстной и не отчаянной, а хрупкой. Я двигался с осторожностью сапёра, боясь одним неловким прикосновением разрушить возрождающийся в ней хрустальный мир. Моё собственное желание пылало в болезненным огнём, приходилось прилагать максимум усилий, чтобы сдерживаться. Долгое отсутствие физического контакта сказывалось.

Анна отвечала неуверенно, заново узнавая язык собственного тела. Её прикосновения были робкими и скованными. Но сквозь эту неуверенность, словно первые ростки сквозь мерзлую землю, пробивалось что-то новое. Радость от того, что ее тело снова может быть не орудием, не трофеем, а источником тепла и близости. И в этом хрупком, неловком танце было больше настоящей страсти, чем во всех наших прошлых ночах.

Я так и не смог заснуть этой