Приятный кошмар - Трейси Вульф

которые два дня назад вечером я с помощью Евы и Луиса покрасила в яркий сине-зеленый цвет – господи, кажется, что с тех пор прошла целая вечность, – превращаются в длинные узкие острые когти львицы. Когти, которые каким-то образом сохранили сине-зеленый цвет. Ощущение у меня странное – как будто мое собственное тело больше не мое. А обернувшись, я вижу, что да, мой жуткий черный хвост тоже вернулся, он тоже здесь.

Как будто этому и без того кошмарному дню не хватало только одного – чтобы куча проблемных сверхъестественных существ, которых никогда не учили, как надо пользоваться имеющимися у них магическими способностями, внезапно получили их обратно, притом именно тогда, когда вокруг них бушует колоссальной силы ураган.

И да, я понимаю всю парадоксальность того, что я всю свою жизнь хотела получить доступ к моей мантикоре. Но в эту минуту я зла, и мне страшно. Я не знаю, как пользоваться этим телом, в котором я застряла, и во всем этом виновата моя мать.

От одной мысли о том, что со мной снова может случиться расцепление, меня охватывает чувство беспомощности, как и от мысли о том, что с этими когтями я не смогу никому помочь – и, хотя их можно втягивать, я понятия не имею, как это делать.

Если моя ипостась мантикоры оставит меня сейчас – предпочтительно не вогнав меня в состояние расцепления, – это бы устроило меня как нельзя лучше.

Я оборачиваюсь на ограждающую территорию школы стену, гадая, не почудилось ли мне, что прожекторы на ней больше не светят, – но нет, вкрученным в них электролампам точно пришел конец. Я в ужасе смотрю, как один из вампиров хватает стоящего рядом темного эльфа и начинает пить его кровь.

Неподалеку от них пара леопардов в своем животном обличье описывают круги вокруг ведьмы по имени Оливия, которую я знаю по сеансам групповой психотерапии, между тем как за ними два волка завязали схватку, и я уверена, что они дерутся за то, кто из них будет доминировать.

Потому что этому дню не хватало еще и этого, чтобы все мы оказались в полной жопе.

Наверное, неплохо, что моя мать находится сейчас в безопасности в Хантсвилле – притом, что все ученики, которые, по ее мнению, должны быть полностью лишены возможности мало-помалу учиться тому, как иметь дело с их магическими способностями и как нести связанную с этим ответственность, теперь получили их все в один присест.

И определенно используют свою магическую силу безответственно.

Я понятия не имею, с чего начать, но, объятая паникой, пускаюсь бежать к Оливии. Я не могу просто оставить бедную девушку на милость двух разъяренных леопардов: тем более что сейчас я вижу только две ее версии – маленькую девочку, которой она была когда-то, и девушку-подростка, которой она является сейчас. Я не знаю, означает ли то, что я не могу видеть ее будущее, что этого будущего у нее нет, если я не вмешаюсь – как в случае с Алиной, – но я не стану рисковать, проверяя, так это или не так

– Эй! – кричу я, и от басовитости голоса моей мантикоры мне становится не по себе, пока я мчусь, чтобы заслонить ведьму от леопардов. – Перестаньте ради…

Я осекаюсь, поскольку Оливия явно творит какие-то чары, от которых леопарды взлетают в воздух. Их версии из настоящего приземляются в нескольких футах от нее, а прошлые и будущие остаются там, где были.

Я останавливаюсь как вкопанная. Потому что своими чарами Оливия не только с силой взметнула леопардов в воздух, но и взорвала саму себя.

Меня пронзает ужас, когда я останавливаюсь в нескольких шагах от ее тела. Она, скорчившись, лежит на земле на боку, и сперва мне кажется, что еще есть шанс спасти ее. Но, нагнувшись и перевернув ее на спину, я вижу, что у нее нет половины лица – как и значительной части головы. А тем временем дождь продолжает хлестать и хлестать нас всех.

Я психую при виде того, что прежде было Оливией и делаю шаг назад, чувствуя, как глаза мои щиплет от слез. К моему горлу подступает тошнота, и каждый нерв в моем теле вопит мне, чтобы я бежала отсюда. Со всех ног. Чтобы я бежала как можно дальше от нее и от этого пляжа.

Потому что, когда я смотрю на ее неподвижное изувеченное тело еще раз, то вижу не Оливию, а Серину. И у меня такое чувство, будто мое сердце разбивается снова

Я начинаю пятиться, начинаю искать путь к отступлению, но такого пути здесь просто нет. Я, словно в ловушке, нахожусь на этом острове, как и все остальные, и бежать отсюда некуда, пока этот шторм наконец не решит утихнуть.

Но я не могу позволить себе распсиховаться. Миз Агилар по-прежнему нужна помощь. Я поворачиваюсь, чтобы возвратиться к ней, и обнаруживаю, что оба леопарда уже вернулись. И, похоже, решили, что вместо Оливии они перекусят мной.

Они крадутся ко мне, и, хотя я отхожу так быстро, как только могу, в попытке оторваться от них, мне понятно, что для этого уже поздно. Потому что ко мне приближаются не только их нынешние версии, но и те, которые относятся к будущему.

Вся эта ситуация, когда я одновременно вижу прошлое, настоящее и будущее, здорово сбивает меня с толку, не говоря уже о том, что теперь, когда я знаю, что она действительно показывает мне будущее, это вселяет в меня страх.

Мне приходилось иметь дело с разъяренными перевертышами, но прежде они при этом никогда не находились в своих животных обличьях, поэтому я вытягиваю перед собой руки ладонями вперед в попытке успокоить и отпугнуть их.

– Послушайте, мы можем просто мирно разойтись… – говорю я им, затем осекаюсь, наткнувшись на одну из других их версий – я не могу определить, прошлую или будущую. Я знаю только одно – соприкосновение с этой их версией причиняет мне такую же боль, как тогда, когда я сталкиваюсь с мерцающими сущностями. Впечатление такое, будто все клетки моего тела вдруг начинают вибрировать, сталкиваясь друг с другом, и обжигающий жар вкупе с острейшей болью захватывают меня всю, так что я едва могу дышать, едва могу думать.

В отчаянии я отшатываюсь вперед от – я оглядываюсь – старика с повязкой на глазу.

Боль немедля проходит, но одновременно я создаю еще одну проблему. Потому что леопарды не знают, что здесь присутствуют также их версии, относящиеся к прошлому и будущему. Так