Карин Эссекс - Похищение Афины

«Как он, должно быть, устал выслушивать бесконечные их жалобы», — подумала Мэри.

— Вы согласны с правильностью такого решения, лорд Элджин?

В ответ лишь слегка поднятая бровь. Кажется, сегодня вечером ничто на свете не сможет втянуть ее мужа в беседу.

«Почему он все еще дуется? — недоумевала Мэри. — Конечно, его люди недовольны, но никто и не думает поднимать шум».

— Теснота становится еще менее выносимой, когда ее заполняют запахи ночной посуды и мокрого платья, — добавил Морьер.

— Потому леди и носят с собой надушенные носовые платки, мистер Морьер.

Морьер был старше ее всего на год, но в глазах Мэри он был совершенным ребенком, и она обращалась с ним как с мальчишкой.

— Советую вам, джентльмены, прибегнуть к этому средству. Оно может оказаться очень полезным.

Глаза Элджина, презрительно прищуренные во время обеда, под влиянием выпитого вина широко распахнулись.

— Очень забавно, — отозвался он на реплику жены, но без особого убеждения.

— Но что за вечер без дружеской беседы? — продолжала Мэри. — Мы делим одинаково ужасные апартаменты. Не стать ли нам в таком случае подлинными товарищами по несчастью?

— Согласен, — вступил в беседу доктор Маклин, поднимая бокал и радуясь предлогу для продолжения выпивки.

Участие доктора в общем застолье было редким. Когда он не пытался облегчить страдания Мэри, то уединялся в своей каюте с бутылкой виски. Но сейчас Мэри присоединилась к нему, остальные уныло последовали ее примеру. Постепенно беседа стала всеобщей, оживилась, путешественники начали обсуждать достопримечательности турецкой столицы. Кто ставил на первое место величественный залив Золотой Рог, кто Айя-Софию, храм, построенный императором Юстинианом I, кто тайны султанского сераля с его недоступными взгляду красавицами.

Мэри ухватилась за возможность установить дружественные отношения между сотрудниками будущего посольства. Когда обед закончился, она настояла на том, чтобы капитан Моррис сыграл что-нибудь на своей гармонике. Под ритмичные хлопки в такт музыке Мэри и сама спела несколько шотландских народных песен, незнакомых слушателям. Завершив пение, она пригласила двух горничных, которых везла с собой, присоединиться к ней. Их высокие неуверенные голоса зазвучали ровнее на второй и третьей песнях, мило сочетаясь с пением Мэри, занимавшейся вокалом с детства. Все хотели продолжения веселья, кроме Элджина, сохранявшего полнейшее молчание, будто он сидел в одиночестве над своим бренди. Время от времени на его лице возникала улыбка, которая заставляла Мэри думать, что он наслаждается обстановкой так же, как другие, и лишь статус королевского посланника мешает ему присоединиться к общему веселью. К тому времени, когда ее муж занялся третьим по счету стаканом, Мэри обратила внимание, что выражение рассеянной насмешки теперь оставило его лицо и Элджин внимательно наблюдает за тем, как смотрят на нее мужчины. Она не могла разобрать значение его взгляда, но само выражение лица показалось ей незнакомым. И вдруг, прямо во время исполнения одной из песен, Элджин внезапно поднялся на ноги и объявил, что вечер пора завершать. Были ли присутствующие чистосердечно тронуты желанием леди Элджин развеять их скуку или не торопились возвращаться в свои омерзительные каюты, Мэри точно не знала, но было уже далеко за полночь, когда Элджин обратился с этими словами к собравшимся. Со всех сторон послышались протесты.

— Но леди Элджин в интересном положении, и я не хотел бы, чтоб ее здоровье пострадало больше, чем оно страдает от тягот тяжелого переезда, — объявил он, и никто не смог найти возражения.

Или же не захотел это сделать.

Когда экипаж корабля и работники миссии разошлись, Элджин взял жену за руку и привлек ее к себе.

— На одно слово, госпожа Полл.

Слова эти не прозвучали приветливо, и в первый раз любовное имя, изобретенное для нее молодым мужем, было произнесено без следа шутливости.

— Что изволит приказать мой Эджи?

Она воспользовалось придуманным ею глупеньким прозвищем, которое до сих пор заставляло ее внутренне вздрагивать от собственной смелости в отношении такого грозного и почтенного персонажа, как ее муж. Ею владело приподнятое настроение из-за того, что ей удалось воодушевить его сотрудников, и она подняла лицо к мужу, ожидая похвалы. Но, ничего подобного не услышав, она продолжала:

— Я не предполагала, что наши ворчуны могут обернуться такими компанейскими парнями. И все это сделали детские колыбельные моей старой нянюшки. Ты доволен своей маленькой Полл?

— Тебе не кажется, что твое поведение с моими подчиненными было несколько развязно?

— О? Мне и в голову не пришло, что можно счесть развязными песенки, которыми успокаивают раскапризничавшегося малыша.

— В таком случае нам придется пересмотреть твою концепцию приличий исходя из понятий, подходящих для супруги посла на службе его величества.

Мэри почувствовала, как все внутри у нее сжалось.

— Но я старалась приободрить их только ради тебя.

— Ради меня? Зачем это ободрять их ради меня?

— Тебе разве не кажется, что довольные люди будут трудиться лучше и с большим энтузиазмом и преданностью, чем ожесточенные? Поверь, я руководствовалась исключительно соображениями твоей пользы и пользы всей миссии.

Элджин глубоко втянул носом воздух и поднял глаза к небу.

— Мне не понравилось, как эти мужчины смотрели на тебя.

— А как же они смотрели на меня, милорд?

— Голодными глазами, представь.

— Но разве не такими точно глазами и вы смотрите на меня, лорд Элджин?

Ей так хотелось разрядить обстановку. Не следует подчиняться этой глупой ревности. Элджин остановил свой выбор на девушке своенравной и неглупой, но чем больше она его узнает, тем более властно он начинает себя вести. Ей следует вернуть себе позиции той дерзкой девчонки, которая его очаровала.

— Но именно потому я и вышла за тебя. Потому что ты смотрел на меня, как самый голодный из мужчин.

Он рассмеялся и снова притянул ее к себе. Слава богу, а то она уж боялась, что вконец рассердила его.

— Вы правы, госпожа Полл. Я голоден до сих пор. И жажду я так много.

— Что я могла бы предложить моему повелителю, чтоб утолить его жажду? — лукаво спросила она, уютно устраиваясь у его груди.

Элджин вздохнул и неожиданно ответил:

— Хорошего художника для моего греческого проекта.

Мэри надеялась, что ее муж, по крайней мере, заговорит о вкусе ее губ, или язычка, или еще чего. Плохое самочувствие во время морского переезда, как и отсутствие подходящей обстановки, внушили ей отвращение к самой мысли о сексуальных отношениях, но сейчас море успокоилось, и тьма, обнявшая их, наводила на мысль о том, что они двое — единственные живые существа в мире. Она хотела, чтобы он поднял ее на руки и расцеловал, пока они одни, а не толковал в очередной раз о копировании греческих мраморов.