Северный ветер - Александрия Уорвик

с прищуром оглядывает мою сгорбленную фигуру. Тут же устремляю взгляд в землю. Именно так сделала бы Элора. И она бы смиренно ждала, потому жду и я. Удивляюсь, когда король не пыряет меня в спину, а протягивает руку, помогает сесть в седло и увозит нас в противоположном направлении. Вскоре мы выбираемся из леса – туда, где нависает Темь.

Мне снова открывается Лез, широкая и замерзшая посреди равнины, а позади нее выступает вверх земля. Когда человек умирает, тело исторгает его душу. И она проходит через Лез, сквозь Темь, дабы дождаться Великого суда. Но я очень даже жива. Так что же это значит для меня?

Желудок скручивает от ужаса, когда король направляет свою тварь к реке. На изогнутые, пологие берега наползает лед, сверкающий и белый, поверхность воды блестит в лунном свете как стекло. Едва спешившись, король снимает с седла и меня.

– Здесь и утопишь? – все еще не совсем уверена, что слова о женитьбе были искренними.

Он бросает на меня безмолвный взгляд, будто неспособен заставить себя ответить на столь нелепый вопрос.

Опустившись на одно колено, король касается льда кончиками пальцев, и я с изумлением вижу, как тот с шипением, с брызгами тает и устремляется водой прочь.

Из-за барьера выплывает маленькая лодка с округлым, загнутым корпусом. Хмурюсь, когда течение подносит покачивающееся суденышко прямиком к нам.

– А я думала, мы поедем на… коне?

Если принявшего лошадиный облик темняка можно вообще таковым считать.

– Всякий дух попадает в Мертвые земли через Лез. Это касается и тебя. Фаэтон пройдет без нас.

– Но я не дух.

– А ты хочешь им стать?

Ох, ох, ох. Как быстро иссякает его терпение.

– Это угроза?

Король не отвечает – ну и прекрасно, иного я все равно не ожидала.

Вода плещется о деревянный корпус. Он крошечный, едва вмещает двоих и раскачивается из стороны в сторону.

– Я не умею плавать.

– Можешь не беспокоиться, если не собираешься прыгать в воду.

Так-то я подумывала. Вдруг все-таки лучше умереть.

Прошмыгнув мимо короля, забираюсь в лодку и впиваюсь пальцами в ее борта, король ступает следом, и суденышко резко кренится вправо. Ахаю, вцепившись в другой край, но лодка выравнивается. И все же сердце бешено колотится.

Король стужи так огромен, и если я не хочу весь путь к нему прижиматься, мне остается лишь клочок местечка у узкого носа. Колени упираются в дерево, и на ум приходит кое-что, когда-то прочитанное в книге.

– Разве здесь где-то не должен сидеть огромный трехголовый пес?

Король окидывает меня таким взглядом, будто я совершенно точно сошла с ума. Может, так оно и есть.

– Не стоит верить всему, что слышишь, – произносит он, сбрасывая капюшон. – Подобного существа нет. – Краткая пауза. – Когда мы пройдем сквозь Темь, ты наверняка испытаешь множество ощущений, таких как голод, страх, горе. Не верь тому, что почувствуешь. Это лишь последняя возможность для душ, покидающих царство живых, запомнить, каково быть человеком.

Он даже не представляет, насколько ошибается. Я и так голодна. Я и так горюю. Но киваю, ведь что мне еще остается? Попросить у него утешения?

Король стужи вновь касается воды, и течение чудесным образом меняет направление, увлекая нас вверх по реке.

Мы все ближе, и завеса пульсирует, словно бьющееся сердце, алчущая и зловещая. Я храбрая. Я храбрая, гром меня разрази!

Темнота. Пустота. Вечный, бесформенный саван. Темь жива, и я чувствую, как тону. Меня обволакивает чем-то прохладным. Оно подергивается, вгрызается, жалит, обжигает…

Распахиваю рот в крике, но с губ не срывается ни звука.

Зубы, язык, горло – все покрыто маслянистой густой чернотой, что просачивается сквозь все тело. Руки, основание шеи, поясница вспыхивают мучительной болью. А потом она проходит. Меня захлестывают чувства в самом жестоком их проявлении. Тоска, скорбь, страх и голод, беспощадный голод. Желудок, пустой, словно выскобленная тыквина, сводит такими спазмами, что я сворачиваюсь на дне лодки калачиком и жду, когда это прекратится.

Облегчение не наступает. От меня словно остается одна кожа. Я расщепляюсь. В душе я плачу навзрыд, пытаясь перевести дыхание, не понимая, почему моя печаль так глубока. Наливаюсь тяжестью. Исполняюсь обиды. В груди становится тесно. Позвоночник, словно кнутом, вытягивает болью, и я вздрагиваю, испускаю крик, что все не умолкает.

Сквозь лодку чувствую плеск воды. Невольно задаюсь вопросом, что же будет, если хлипкое дерево вдруг треснет. Звук уже стоит в ушах. Лодка содрогается, и я протягиваю руку. Доски. Ткань, натянутая на теплую кожу. Пальцы стискивают материал – теперь он мой якорь.

– Что со мной происходит? – шепчу я.

Глаза открыты, но я вижу лишь черноту, черноту, черноту.

Надо мной плывет голос, низкий, равнодушный, далекий.

– Все не взаправду.

Что не взаправду? Лодка? Река?

Подо мной поет вода.

Если я сосредотачиваюсь на звенящей трели, пустота вокруг начинает отступать. Рядом, мерцая, возникает Король стужи. Вдруг осознаю, что хватаюсь за его бриджи, и поспешно их отпускаю. За бортом лодки отливает потрясающей бирюзой река, течение извивается вдали темно-синими полосами.

«Приди, – шепчет оно. – Позволь уберечь тебя от тьмы».

Вокруг запястья смыкаются сильные пальцы.

– Не тронь воду! – рявкает король.

Бросаю на него взгляд через плечо, склонившись над бортом и тяжело дыша. Лицо короля то расплывается, то становится четче, но блеск его глаз странно приковывает. Такое чувство, будто мой разум тянут в пять сторон одновременно.

– Почему? Ты же трогал.

– Коснись ты Лез, она бы ничего тебе не сделала, но сейчас мы плывем по Мнемосу – реке забвения. Если на кожу попадет хоть капля, ты утратишь себя полностью.

Слова доходят не сразу. Ко мне все еще прикован этот непреклонный взгляд.

– И я не вспомню, кто я?

– Да.

Крепче стискиваю борт лодки левой рукой. Вода снова меняет оттенки, такая яркая, что режет глаза. Такая чистая, что можно искупаться. Такая чистая, что можно испить.

– Оттащи меня, – прошу, когда манящий напев становится громче. – Скорее!

Жесткий рывок опрокидывает меня на задницу, спиной вдруг ощущаю неожиданное тепло Короля стужи. Дрожу так сильно, что стучат зубы. Утратить свое «я» – что может быть хуже? Река наверняка знает, что я не мертва. Пока.

Темнота рассеивается. Наконец Темь остается позади, и я обретаю зрение. Край, высеченный из камня и льда, залитый водянистым лунным светом. Справа над рекой изгибается одинокий вяз, скрытый чем-то вроде тумана. Единственное живое здесь. Какими бы оттенками ни было наполнено однажды это место, они вымылись. Остальное – лишь серая, изголодавшаяся земля.

Из нее, словно разбросанные тут и там обломки зубов, торчат куски деревьев. Наверное, когда-то они были настоящими деревьями. Вдалеке тянется долина, ведущая к огромной цитадели, что высечена в гранитной скале за плотной стеной голых, похожих на часовых деревьев. Башенки, крепостные стены, балконы и многоярусные залы из черного камня пронзают небеса грязной прорехой на гладком полуночном полотне. Над головой не мерцает ни звездочки. Нет и