Седьмая жена инквизитора - Лариса Петровичева

возможность. Почему бы не порадоваться, пока можешь… Что вам подарить на новый год, Кайя?

Я неопределенно пожала плечами. Обычно родители дарили нам с Мией платья и простенькие украшения — это были единственные подарки за весь год, и если бы не традиция одаривать родных и близких, родители ничего не клали бы под елку — денег не было. Мы с Мией обычно вышивали для матери с отцом кошельки и шейные платки. Однажды я нарисовала пейзаж акварелью, и отец поставил его в своем кабинете.

— Честно говоря, не знаю. Мне понравились книги у вас в библиотеке, но надеюсь, вы разрешите их читать просто так, — улыбнулась я, и Курт кивнул.

— Сколько угодно. Уильям сказал, что вы обратили внимание на “Начала истории”.

— Да, люблю античность, — призналась я. — Жаль, что она слишком далеко, и мы никогда не узнаем, как все было на самом деле. А давайте сходим в музей?

Я обожала музеи. Будь моя воля, я часами бродила бы среди их витрин, рассматривая таинственные сокровища прошлых времен, чтобы потом написать о них. Но одной ходить по музеям неприлично, барышне обязательно нужен сопровождающий, а таких не находилось. Отец и Мия считали, что незачем тратить время на то, что давно заросло пылью, а мать говорила, что лучше пойти в гости к госпоже Грете, у нее неженатый сын, и ничего страшного, что у него бородавка на носу, и оба глаза съехались к переносице, чтобы рассмотреть ее получше, а пахнет от него так, что глаза слезятся — ну не любит молодой человек купаться, так это не мне тут быть переборчивой невестой.

Во рту почему-то вдруг сделалось горько. Я сделала глоток кофе, пытаясь прогнать эту горечь, и увидела, что чашка наполняется болотной зеленью, а густой запах чего-то гнилого вытесняет бархатный аромат напитка. Кафе, столики, тарелки, лампы — все заскользило куда-то в сторону, заваливаясь в густую тишину со вкусом крови.

Последним, что я увидела, была рука Курта, выброшенная в мою сторону, и потемневший взгляд его испуганных глаз. От его пальцев потянулись тонкие нити серебряного тумана — он бросил в меня какое-то заклинание. А потом кафе растаяло в болотном мраке, и стало совсем темно.

Глава 6

Курт

Впервые за несколько лет я использовал заклинание мгновенного перемещения, чтобы вместе с Кайей отправиться домой. Пока добежишь до своего экипажа, пока кучер опомнится, пока он проедет через город с его толчеей… У этого заклинания был побочный эффект — страшная тошнота, но, выйдя из золотого марева в гостиную с Кайей на руках, я почти ничего не почувствовал — таким густым было мое волнение.

Из носа ведьмы стекала тонкая струйка крови.

Началось. Ох, как же рано, мы и дня не провели вместе, но проклятие уже показало, что оно здесь и никуда не делось…

Ну почему так? Я понимал, почему, но не мог не задать этот отчаянный вопрос в пустоту, туда, откуда никто и никогда не отвечал мне.

Устроив девушку на диване в гостиной, я приказал принести из кабинета мой походный ящичек с лекарствами — капли русалочьей травы, которую собирали в ночь середины лета, когда все растения переполнены силами природы, должны были помочь, хотя с ведьмами они работают через раз. Проклятие разрушало и Кайю, и меня — я чувствовал, как за спиной поднимаются лепестки багрового тумана, похожие на колокольчики первоцвета. Даже звон послышался — тревожный, предупреждающий, что лучше не бороться, а принять все, как есть. Умертвить эту ведьмочку с зеленой лентой в волосах, а потом жениться на следующей.

Приоткрыв Кайе рот, я щедро плеснул туда каплями из пузырька. Над губами девушки заструились сиреневые искры, и звон невидимых колокольчиков сделался громче, словно мое проклятие возмущалось и злилось. Кайя вздохнула, прошептала что-то неразборчивое и, открыв глаза, удивленно посмотрела по сторонам — не поняла, где оказалась. Потом она увидела меня, и удивление в ее взгляде сменилось усталостью.

Поняла. Вспомнила.

Мне в очередной раз сделалось не по себе.

Говорят, что в инквизиции работают сплошь негодяи и больные ублюдки, которые не просто выполняют свой долг, спасая страну и людей от тьмы, порожденной ведьмами — в наши ряды приходят те, кому нравится терзать, пытать и мучить. Но мне никогда не нравилось причинять кому-то боль. Анжелина это прекрасно знала — поэтому и прокляла.

Моим женам было плохо. Я испытывал такую же сильную душевную боль, как и они — не из любви великой, а потому, что никогда и никого не хотел заставлять страдать.

— Как вы, Кайя? — спросил я, убирая пузырек с остатками лекарства обратно в ящичек. Пожалуй, сегодня добавлю пару капель в стакан бренди перед сном, попробую хоть немного успокоиться. Девушка вздохнула, провела ладонью по лицу и откликнулась:

— Тошнит. Что случилось?

Я вынул из ящичка банку с мятными подушечками от тошноты и протянул ей. Кайя отправила подушечку в рот, и в ее глазах мелькнула неприятная тяжелая обреченность.

Мы можем мило проводить время, занимаясь пустяками вроде покупок новогодних игрушек и походов по музеям. Но проклятие будет стоять рядом с нами и никуда не денется. И всегда напомнит о себе в самый неожиданный момент.

— Вы потеряли сознание, — нехотя объяснил я. — Так на вас действует мое проклятие.

Кайя понимающе кивнула. Села на диване.

— Я ударилась обо что-то? — спросила она и дотронулась до груди чуть ниже шеи.

— Нет, — ответил я и вдруг почувствовал, как что-то натянулось и дрогнуло во мне, словно какая-то незримая сила властно повлекла меня к чему-то очень важному. Невидимые руки схватили меня за воротник и встряхнули: смотри, ну смотри же! — Покажите.

Кайя подняла было руки к шнуркам у ворота платья и тотчас же опустила. На щеках появились некрасивые мазки румянца, словно я сказал что-то поистине отвратительное.

— Во-первых, я ваш муж, — сухо произнес я, запоздало поняв, что ей никогда прежде не приходилось раздеваться перед мужчиной, и она испытывает вполне естественный стыд. — А во-вторых, считайте, что вы на приеме у врача. Вы ни обо что не ударились, но у вас боль в главном энергетическом узле, а такого раньше не было ни у одной из моих жен. Покажите.

То ли мой тон повлиял, то ли желание разобраться — Кайя нехотя развязала шнурки и открыла мне ключицы и яремную ямку. Ни следа, ни пятнышка, просто светлая девичья кожа — я прикоснулся к ней, понимая, что сейчас Кайя испугается, вздрогнет и отпрянет. Но она не шевельнулась, лишь окаменела,