Редкий цветок для Дикого - Лина Мак

закончилось очень страшно. По крайней мере, для меня.

— Не бойся, — голос Германа меняется. Становится нежнее, что ли. — Боже, ну что мне сделать, чтобы ты простила меня? Как исправить то, что натворил? — он держит руки перед собой, будто сдаётся, а я совершенно не понимаю его.

— Меня пугают твои перемены настроения, — шепчу я, с трудом выталкивая из себя слова.

— Аллочка, родная, поверь, я просто хочу поговорить.

От его обращения меня передёргивает так, что я не могу скрыть этого. Герман видит мою реакцию и кривится, будто ему соли на рану насыпали.

— Я не готова с тобой разговаривать, Герман.

— Хорошо. Но я хочу задать тебе один вопрос, — он наклоняет голову набок и смотрит на меня испытующе, а я боюсь услышать его вопрос, хотя могу догадаться, о чём речь пойдёт. — Если ты до сих пор так боишься мужчин, как же ты смогла родить? И кто же папа твоей замечательной девочки? Только не нужно снова брата записывать себе в мужья, — быстро вставляет он, а я у меня в голове звенящая пустота вокруг мигающей надписи «опасность».

Глава 7

— Что ты ему сказала? — Люба смотрит на меня, а в глазах её пляшут смешинки.

— Что сделала ЭКО, — уже злюсь не на шутку я.

— Да-а-а, — Лариса утыкается в свой стакан с латте и уже минут двадцать то и дело повторяет удивлённое «да».

— И он поверил? — снова тот же вопрос от Любы.

— Девочки, вам не кажется, что вы достали уже? — Я отворачиваюсь от них и смотрю на наших деток.

Сашенька и младшенький сынок Любы и Семёна играют в песочнице в тени их сада. Дети счастливы, а мне нужно было срочно поговорить с теми, кто знает мой секрет. Но не только для этого я приехала в гости к Любе.

— Кстати, а скажи-ка мне, Любаш, ты Семёну рассказывала о Саше? — я смотрю на подругу внимательно, стараясь подметить любые изменения, но кроме обиды не вижу ничего.

— Ну спасибо, подруга! — Люба поднимается с места и хватает стаканы, но сразу ставит назад и склоняется ко мне. — Я здесь, — она тыкает пальцем на своё кресло, — сидела с огромным пузом и отказывала умоляющему мужику в том, чтобы сказать, где ты находишься. А после мужу миллион раз говорила, что если проводить встречи, то только по очереди. И вместо благодарности слышу, что я ещё и сдала тебя?

— Люб, ну прости, — прошу я.

— Ал, ты, конечно, можешь злиться на нас и думать, что тебя кто-то сдал, — вставляет Лара совершенно спокойным голосом, — но, поверь, кто захочет, тот увидит то, что нужно. Сашенька — копия Германа. Только красивая и с кукольным лицом. И только тот, кто не знает вашу историю, ничего не заподозрит.

— Лар! — от безысходности тянет под ложечкой.

— Да ну тебя, — Люба отмахивается и уходит в дом.

— Люб, — кричу вслед подруге, но она не разворачивается, а только зло отмахивается.

— Знаешь, в том году ты поспокойнее была, — добавляет Лара и, подняв стакан с латте, допивает его. — Вот теперь хочу лимонад. Ну что это такое? — хнычет Лара.

— Вот лимонад, — на столе появляется графин с плавающими дольками лимона и мяты. — Тебе бы поменьше пить, Лар. Сама ведь говорила, что возраст не делает нас здоровее.

— Я чего-то не знаю? — спрашиваю я у девочек.

— Конечно, не знаешь! Ты же у нас только и видишь, что кто-то тебя сдаёт, — возмущается Люба, протягивая Ларе стакан с напитком.

— Люба! Ну прости!

— Да ну тебя, — Люба дёргает головой, но сразу же её губ касается улыбка. — Беременна наша Лара. Вот чего ты не знаешь.

— Охренеть! — я смотрю на краснеющую Ларку и не знаю, что ещё можно сказать.

По телу бегут мурашки, так как сама вспоминаю, как узнала о своей беременности. Но, судя по довольной улыбке Лары, понимаю, что она счастлива.

— Я поздравляю тебя, родная.

Голос садится, а глаза начинает пощипывать, но я действительно радуюсь за неё. В жизни Лары хватает приключений, но она заслуживает такое счастье как малыш.

— Прекрати. А то я тоже сейчас расплачусь, — хлюпает носом Лара.

Домой мы с Сашей добираемся уже затемно, но обе счастливые. Саша что-то лопочет на своём тарабарском. Я же могу разобрать только несколько слов: друг, гулять и тёти.

Стараюсь слушать её внимательно, так как стоит только мне отвернуться от неё, то Саша сразу начинает злиться. Вспоминаю слова тёти Софы, когда она пыталась мне доказать, что маленькие дети ничего не понимают. Как же, не понимают они. Всё они понимают, а иногда даже лучше взрослых.

Ещё у Любы получила сообщение от Димки, что он уже дома. Сегодня он сам вызвался помочь Маше в цветочном. И что-то мне подсказывает, что не просто так он начал таскаться туда, как только увидел её в первый раз.

От этих мыслей улыбаюсь и сразу улавливаю ответную улыбку доченьки. Чмокаю её в носик и достаю наличку, чтобы рассчитаться с таксистом, так как подъехали к нашему подъезду.

Но стоит такси отъехать, как вся моя весёлость улетучивается. Напротив меня, как раз у двери подъезда, стоит Герман с букетом нежно-голубых гортензий и огромным плюшевым медведем наперевес.

Перед глазами бегущей строкой проносятся слова Лары: только идиот не поймёт, что Саша — дочь Геры. И пока мой паникующий мозг пытается придумать, что же делать, Дикоев подходит к нам вплотную.

— Привет, — улыбается он, а я будто проваливаюсь в те дни, когда он вот так вот приходил ко мне, таская каждый раз букеты полевых цветов. — Не знал, что вы такие гулёны. Уже два часа жду вас.

— Угу, — всё, что вырывается из меня.

— А это вам, — Гера поднимает букет и протягивает медведя вперёд, привлекая внимание Саши.

— Не нужно, — я пытаюсь сделать так, чтобы дочь не повернулась к Дикоеву, но Саша начинает капризничать.

— Игрушка хорошая. Я сам сертификаты проверял в магазине, — быстро выговаривает Герман, замечая мои действия.

«Да не в игрушке дело!» — хочется крикнуть мне, но толку-то.

— Малышка, ну что, будем дружить? — он становится сбоку, а Саша, пользуясь моментом, хватает ручонками голову медведя.

Жду, что сейчас начнётся скандал, но ничего не происходит. И меня даже не смущает, что на улице ночь и только фонари горят.

Почему-то мне кажется, что именно сейчас Герман поймёт, что я его обманула. Но ничего не происходит. Мы оба молчим. Только я стараюсь смотреть перед собой, но ощущаю на себе пронзительный взгляд Германа. И лишь звонкий лепет Саши нарушает тишину