Дениз Робинс - Солнце сквозь снег

Голос на другом конце провода немедленно проникся сочувствием и начал давать бесконечные советы, как излечить простуду народными средствами, затем последовал список лекарств, которые нужно пить.

Гай слушал с легким нетерпением. Его собеседница, совсем юная, двадцати с небольшим лет, работала манекенщицей в маленьком элитном доме моды на Бертон-стрит. Вскоре после ухода Люсии он познакомился с Банни в ночном клубе, и они стали встречаться. Девица была неправдоподобно хороша — высокая, идеально сложенная, она очень напоминала Люсию. Но, кроме внешности, больше ей похвастаться было нечем. Уровень интеллекта полностью соответствовал ее прозвищу[1]. «Мозги кроличьи», мысленно называл ее Гай, которому быстро надоедала ее глупая трескотня. Так что его интерес к Банни ограничивался физическим влечением. Втайне он несколько стыдился того, что часто приходил в ее крошечную квартирку в Хаммерсмите, и ничто на свете не заставило бы его появиться с ней вместе на людях.

Сегодня у него не было настроения болтать с Банни, и он быстро прекратил разговор.

— Я позвоню тебе, когда мне станет лучше, — сказал Гай и положил трубку.

Он еще постоял перед камином, погруженный в мрачные размышления, и тут его снова прервали — на этот раз раздался звонок в дверь.

Гай поморщился и неторопливо пошел в прихожую. Ему сейчас было не до гостей. Он уже пожалел, что дал горничной выходной, — любил, когда ему прислуживают, и считал, что челядь всегда должна быть под рукой. Они с Люсией часто спорили из-за этого — та баловала слуг. Правда, они у нее работали с удовольствием и дорожили своей должностью, а он, с тех пор как остался один, сменил уже третью кухарку.

Гай снял цепочку и повернул ключ в замке.

На пороге стояла пожилая дама. Гай ее никогда раньше не видел и сразу обратил внимание, что она одета дорого: в добротное котиковое манто, на волнистых седых волосах — такая же шапочка. Женщина была высокая, стройная и в свое время наверняка считалась признанной красавицей.

Она заговорила первой:

— Вы… мистер Нортон?

Гай галантно поклонился. Он всегда был галантен с дамами своего круга — любил производить впечатление светского человека, с хорошими манерами, достойного во всех отношениях.

— Да, это я. Если могу быть чем-то полезен… Мы знакомы?..

— Нет, мы незнакомы. Моя фамилия Грин. Я полагаю… — губы Флоренс Грин изогнулись в невеселой усмешке, — полагаю, она вам известна.

Гай замер. Он тотчас изменился — стал настороженным, подозрительным.

— Вы сказали — миссис Грин?

— Да. Я мать Чарльза.

— А мы… а нам есть, что сказать друг другу? — осведомился Гай в самой напыщенной манере.

— Неужели вы будете держать меня здесь, в коридоре, пожилую женщину? — парировала она с некоторой надменностью.

Он вспыхнул, отступил в сторону и открыл дверь пошире. Ему не хотелось, чтобы о нем сложилось дурное мнение.

— Прошу меня извинить. Пожалуйста, проходите в дом.

Он провел ее в гостиную. Флоренс Грин шла за ним, с опаской поглядывая на широкую спину; она сразу почувствовала к этому человеку антипатию.

Гай не понравился ей, и неприятно было находиться в его квартире. Но ее привели сюда слишком драматичные обстоятельства, чтобы теперь отступать.

Она села у камина. Гай Нортон остался стоять.

Миссис Грин перешла прямо к делу.

— Мистер Нортон, — заговорила она, — я пришла к вам, потому что речь идет о жизни и смерти.

— Чьей жизни и смерти, миссис Грин?

— Люсии, — произнесла Флоренс запретное имя.

Гай приподнял бровь:

— И что же с ней стряслось, позвольте спросить?

— Люсия серьезно больна. У нее двусторонняя пневмония.

Гай наморщил нос и сказал:

— Ах, как… как неудачно.

Бледно-голубые глаза Флоренс Грин пронизывающе смотрели на него из-под седых бровей.

— Я не шучу — она буквально на пороге смерти, мистер Нортон.

Он чуть наклонил голову, повернулся к каминной полке и взял с нее ониксовую шкатулку. Открыв, протянул ее миссис Грин:

— Вы курите?

— Нет, спасибо.

— Тогда позволите мне?..

Флоренс, в свою очередь, чуть наклонила голову. На его лице она прочла полное отсутствие человеческих чувств — сострадания, жалости. Теперь она понимала, с чем сталкивалась Люсия, когда жила с этим человеком.

Пожилая женщина смотрела, как он спокойно прикуривает. Он лизнул языком кончик сигареты, прежде чем сунуть в рот, что показалось миссис Грин отвратительным. Подумав: «Я бы с ним точно жить не смогла. Бедная Люсия!» — вслух она сказала:

— Я так понимаю, мистер Нортон, по вашему поведению, что вам глубоко безразлично, будет Люсия жить или умрет.

— Люсия для меня умерла, когда полгода назад ушла из моего дома.

— Совершенно верно. И так как мой сын причастен к этой трагедии, я не могу одобрить сложившейся ситуации. Однако, зная Люсию, я уверена, что она ни за что не бросила бы детей без веской на то причины.

На щеках Гая стал проступать румянец злости. Он стряхнул пепел с кончика сигареты в камин, старательно избегая смотреть в глаза гостье. «Какой у нее пронзительный взгляд! — думал он. — Проклятье! Зачем она сюда заявилась?»

— Думаю, не стоит углубляться в причины ухода Люсии. Вероятно, они лучше нас известны ей самой и вашему сыну. Моя совесть чиста. Я был ей преданным и заботливым мужем и не подал никакого повода к тому, чтобы она бросила меня и детей.

— Согласна, что подобные дискуссии сейчас неуместны. Я пришла сюда не для того. К тому же против своего желания, и, поверьте, чувствую себя крайне неловко. Так вот, я пришла, чтобы сказать вам, что жизнь Люсии висит на волоске и только вы можете спасти ее.

Гай широко раскрыл глаза.

— Я?! — Он издал злобный смешок. — Простите, если я смеюсь над этим. Только не думаю, что мое присутствие у ее смертного одра вдохнет в нее новые силы к жизни. Очень сомневаюсь! Наверняка ваш сын в этом смысле действует на нее гораздо благотворнее.

Флоренс Грин сгорала от стыда. Она была гордой женщиной, и никогда в жизни ей еще не приходилось переживать такого унижения. Она окончательно прониклась антипатией к этому человеку. С каждой минутой ее сочувствие к Люсии возрастало. Разве может какая-нибудь женщина полюбить Гая Нортона? Да еще такая нежная, чувствительная натура с ранимым сердцем? Наверное, все романтические порывы умерли в душе юной Люсии с первых же дней медового месяца с таким типом.

— Мистер Нортон, — сказала она. — Думаю, вы догадываетесь, зачем я пришла. Разумеется, Люсия не ждет, что вы прибежите ее навестить. Ей нужны дети. Она мучительно переживает разлуку с ними, что, в конце концов и стало причиной ее болезни. Не знаю, правы вы или нет, не позволяя ей видеться с дочерьми. Закон дает вам такую возможность, и не мне его оспаривать. Но одно я знаю точно: Люсия была хорошей матерью, она любила своих детей и не вынесла разлуки. Тоска по ним подтачивала ее силы, и вот теперь ее жизнь в опасности. Да, она любит моего сына, но ее материнские чувства были так сильны, что она совсем пала духом. Впрочем, у нее еще есть шанс выжить, но только если вы, хотя бы на время, отмените свой запрет на свидание с детьми.