Карен Смит - Достойный любви

— Небось, хочется мороженого? — совершенно по-мальчишески подмигнул Нат.

— Что, мороженое — одна из твоих слабостей?

— Если я скажу правду, обещаешь потом не использовать ее против меня?

Его шутливый тон настроил Сару соответственно.

— Это недешево тебе обойдется…

Его серые глаза встретились с ее, зелеными и лучистыми.

— Не думал я, что ты на такое способна…

— Ты еще меня не знаешь!

— А хотелось бы познакомиться получше, — вдруг сказал он совершенно серьезно.

Сара на мгновение замерла. У нее бешено заколотилось сердце. Не может быть, это ей просто померещилось… А в ушах у нее зазвучал голос Эмбер: «Мужчина никогда не будет так себя утруждать ни с того ни с сего». Что, если Нат испытывает к ней не просто дружеские чувства? Готова ли она к этому?

Нат, похоже, прочитал ее мысли. Он нежно дотронулся до ее руки.

— Разве друзьям не полагается знать друг о друге все?

Его прикосновение все в ней перевернуло. Сара почувствовала, как заливается краской.

— У меня в интернате была подруга. Самая задушевная. Я сомневаюсь, что ты захотел бы узнать все, что знала обо мне она.

Нат убрал руку.

— Ну, например?

Теперь Сара немного успокоилась.

— Ну, например, я прикидывалась, что запустила испанский — и все ради того, чтобы мальчик из соседней школы, на которого я глаз положила, согласился меня подтянуть…

— И это все?

— Еще я как-то послала подарок на день рождения одному из «Макак».

— Каких еще макак?

— Ну, поп-группа такая.

Нат засмеялся.

— И как, подарок дошел до адресата?

— Не знаю, — созналась Сара. — Но мне хотелось верить, что да.

— Если это все твои сокровенные тайны, то немного же их у тебя.

В его серых глазах плясали веселые чертики.

— Ладно, скажу кое-что еще. Но, учти, ты сам напросился. Сейчас навеки утратишь уважение к моей персоне.

— Посмотрим!

В притворном ужасе она огляделась — не подслушивает ли кто — и шепнула:

— Я подкладывала вату в лифчик!

Нат откинулся на спинку сиденья и от души расхохотался. Глядя на него, Сара тоже начала смеяться.

— Прекрати! Мне стыдно!

Он замолчал, но широкая ухмылка долго не сходила с его лица.

— Ну почему все девчонки считают, что у них непременно должны быть…

— Скажи еще, что когда ты был пацаном, то не глазел на девичьи груди!

— Еще как глазел! Но уже тогда считал, что кроме грудей, должна быть еще и голова на плечах. Кстати, я и сейчас того же мнения.

Как ласково звучит его голос! Сара неожиданно вздрогнула. У нее явно разыгралось воображение. Поделом тебе, укорила она себя, позволила втянуть себя в этот разговор — теперь выкручивайся как знаешь!

— О'кей. Я тебе кое-что рассказала — теперь настал твой черед. Откровенность за откровенность.

Густые брови Ната поползли вверх, глаза заискрились. Вид у него был самый что ни на есть залихватский.

— Больше всего на свете люблю шоколадное мороженое. А еще обожаю леденцы, ириски и шоколадки — любые: черные, молочные, серо-буро-малиновые… Когда дома у меня кончаются запасы, еду сюда. Мне необходимо полакомиться вволю раза два-три в неделю, иначе делаюсь раздражительным занудой.

Неужели Нат может быть брюзгливым и раздражительным? Сара отказывалась этому верить.

— А сослуживцы в курсе, что твои душевные недуги можно исцелить с помощью шоколадки? — поддразнила его она.

— Увы, это средство не всегда помогает. Порой мне нужно нечто большее, чем конфетка, — задушевная беседа, дружеское объятие.

И снова она подумала, что ему нужна не просто ее дружба. Но окончательной уверенности все же не было.

— Объятия необходимы, может быть, даже больше, чем пища. Лично я собираюсь все время обнимать Дэнни — ему это даже надоест.

Нат остановил машину, потом через плечо взглянул на заднее сиденье, где сладко посапывал Дэнни, и отстегнул привязной ремень.

— Похоже, он не проснется до утра.

— В последние два дня он порядком намучился. Жара его измотала.

— И тебя тоже.

Нат вышел из машины и тихонько открыл боковую дверцу. Осторожно, стараясь не потревожить спящего малыша, он взял его на руки, и они все вместе направились к столику, стоявшему в густой тени раскидистого дерева.

Когда Нат наклонился, под его шортами отчетливо обозначились упругие ягодицы. Движения его были легки и свободны — видно было, что он в отличной форме.

— Ну что, шоколадного или ванильного?

— А можно и того и другого?

— Заметано. Сейчас принесу.

И Нат отправился к павильону. Ожидая своей очереди, он искоса поглядывал на Сару. Да, он рисковал, предпринимая попытку сблизиться с ней. Однако она не замкнулась, не отдалилась от него. Интересно, что же будет дальше. Его не покидало ощущение, что он вступил на территорию, более опасную, чем минное поле…

Принеся два рожка с мороженым, он присел на стул рядом с Сарой. Его колено случайно коснулось ее обнаженной ноги, и Сара отстранилась. Но ноздри его продолжал щекотать дразнящий аромат чего-то неуловимого — душистого мыла или духов… Его словно магнитом тянуло к ней. Волосы, забранные в хвостик, колыхались шелковой волной, когда она склонялась, чтобы лизнуть мороженое. Как хотелось ему расстегнуть черепаховую заколку и зарыться в них лицом.

Она что-то почувствовала и взглянула на него вопросительно. Тогда он сказал:

— У тебя прекрасные волосы. Ты что, никогда их не стригла?

Она провела рукой по голове.

— Нет, со времен службы в Красном Кресте. Тогда я два года их даже не подравнивала. Летом их можно подобрать, зимой они согревают шею — словом, с ними можно делать что угодно.

А он тут же представил, как эти волосы смотрелись бы на подушке. На его подушке. Ему стоило немалых усилий взять себя в руки.

— Как ты попала в Красный Крест?

Она замялась, потом с видимой неохотой ответила:

— Получила диплом медсестры — и просто не представляла, что с ним делать. А мне хотелось независимости. Хотелось поглядеть, как живут люди. Для всего этого как нельзя лучше подходил Красный Крест.

Локоть Ната случайно — а случайно ли? — скользнул по руке Сары. Его чувства в этот момент едва ли можно было назвать только дружескими.

— Начать новую жизнь в чужой стране, среди чужих людей — это чертовски непросто. Как же ты справилась?

Она с наслаждением подбирала языком капельки тающего мороженого.

— Конечно, Боливия и Пенсильвания — небо и земля. Но люди — они везде люди. Они надеются, мечтают… Ищут смысл жизни… Знаешь, кое-кто из добровольцев вбил себе в голову, что едет туда «просвещать туземцев». Потрясающая глупость! — Согнав надоедливую муху с голой ручонки спящего Дэнни, она продолжала: — Мне самой пришлось сделаться туземкой и трудиться бок о бок с местными, чтобы заслужить их дружбу и доверие, — иначе как бы мне удалось научить их следить за здоровьем ребятишек? Мы учились друг у друга.