Елизавета Горская - Милая любовь (СИ)

его челюсть и побелели костяшки на кулаках, когда он, замахнувшись на меня,

отвел тяжелый взгляд и что есть силы ударил в стену за моей спиной. Я закусила

до крови губу, по привычке придерживаясь когда-то заключенной с самой собой

договоренности, что как бы не было больно, я не буду плакать. Весь свой слезный

лимит я исчерпала, когда погиб отец. Для Темного мои слезы означали бы

зеленый свет. А пустых надежд я давать не хотела. Все кончено - и точка.

Переживет он, переживу и я. Тем более, что я не первая у него и далеко не

последняя. Пройдет неделя-другая, и он забудет мое имя, и наши с ним отношения

останутся в прошлом.

- Ну что, Милка, готова к экзекуции? - подхватила меня под локоток Ксюха. - Я

пол ночи учила эту дребедень.

- Я тоже.

На этот раз я не лукавила. Учить стихи для меня то еще наказание. Но если

выучила, то на всю оставшуюся жизнь. Запоминалось надолго.

К кабинету литературы мы подошли в пятнадцать минут восьмого. Я громко

постучала. Тишина.

Блин. Это еще что такое? Неужели наш литературный гуру опаздывает?

Я толкнула дверь и замерла с отвалившейся челюстью. Ксюха за моей спиной

пораженно охнула, затем захихикала.

Наш Арсений Валерьевич, одетый как всегда с иголочки, стоял возле доски и как-

то уж очень равнодушно целовался с Катькой Перовой из параллельного класса.

Или отвечал на поцелуй. Или был застигнут врасплох. Так сразу и не поймешь.

Заметив нас краем глаза, Арсений Валерьевич обхватил Катю за талию и

буквально оторвал от себя. Хм. Смущенным и виноватым он не выглядел. Лишь

немного уставшим. Понятно. Катька подлым образом совращает нашего учителя.

Решила взять его нахрапом. Разоделась вся: шпильки, блузка в облипочку, юбка-

мини.

- Арсений Валерьевич, а что... - начало было язвительно Ксюха и резко умолкла от

болезненного тычка в бок. Молчала бы уже, подхалимка несчастная.

- Перова, - обратилась я к блондинистой пигалице, - изобрази сквозняк, будь

любезна. Нам с Ксюхой стих сдавать нужно. А времени в обрез.

Катька сжала челюсти, глаза ее метали молнии, но зубоскалить, видимо, не

решилась. Знала, что связываться со мной не стоит. Схватила крохотную сумочку, в

которую и помада-то едва помещалась, и выбежала из класса, раздраженно

хлопнув дверью. Хм. Не страшно. Двери-то казенные.

Я запихнула рюкзак под парту в первом левом ряду, прямо напротив

учительского стола, и стрельнула глазами в сторону Кислицыной.

- Ты долго еще там стоять будешь? Скоро звонок на урок. Мне нельзя опаздывать.

Арсений Валерьевич, - повернулась я к взиравшему на меня из-под нахмуренных

бровей учителю, - вы готовы принять мой должок или вам все еще нужно время,

чтобы прийти в себя после... кхм... сексуального домогательства со стороны

Перовой?

Ни один мускул не дрогнул на лице учителя, когда, скрестив на груди руки, он

холодно произнес:

- Начинайте, Бережная. Я весь внимание.

Проводив глазами последнего учащегося, покинувшего кабинет литературы, я

скромно постучала по косяку, встретила задумчивый взгляд Арсения Валерьевича,

прошла в класс и села напротив него.

- Слушаю вас, Мила, - опустил голову учитель, заполняя что-то в журнале.

Я посмотрела на его красивые, поросшие темными волосами руки, на длинные,

нервные пальцы, с ухоженными ногтями. Да уж! Арсений Валерьевич любил

следить за собой: аккуратно подстриженная бородка, короткие волосы, с

торчащей, уложенной гелем челкой, безукоризненно белая рубашка, тонкий

черный галстук, зауженные книзу темно-синие брюки с идеально отутюженными

стрелками. Такое ощущение, что он сошел со страниц какого-нибудь немецкого

каталога. Правильные черты лица, темные волосы и глаза, стройная, подтянутая

фигура - в меру худощавая и мускулистая. Лощеный франт! Руки чесались - так

хотелось взъерошить слишком безупречную - волосок к волоску - прическу,

сорвать новомодный галстук, освободить смуглую шею от тесного, застегнутого на

все пуговицы воротничка... в общем, устроить художественные беспорядок,

придать его внешности больше жизни, спонтанности, всплеска.

Артем же, напротив, ненавидел все идеальное и правильное. Его гардероб

пестрил всеми цветами радуги, и сочетанием этих самых цветов он никогда не

заморачивался - одевал первое, что попадалось под руку. Поразительно, но даже в

этом хаосе стиля и не сочетающихся друг с другом оттенков он умудрялся

выглядеть гармонично и... сексуально. Преобладающим же цветом в его гардеробе

был все-таки черный. Отсюда и его прозвище Темный.

Мой Темный...

Как же я любила, когда он небрежным движением откидывал назад длинную,

вечно мешающую ему, челку или убирал за уши пряди иссиня-черных, доходящих

до плеч волос. Жгучие черные глаза его, в оправе удивительно длинных загнутых

ресниц, сверкали, когда он смотрел на меня, слегка прищурившись и вздернув

правую бровь. На чувственных губах играла его фирменная насмешливо-

издевательская ухмылочка, словно все, что происходило вокруг, забавляло его и

нисколечко не трогало.

Видимо, я задумалась и не заметила внимательного взгляда темно-карих глаз,

изучающих отрешенную меня.

- Мила... - услышала я тихое и вздрогнула.

- Ой! - захихикала я. - Простите...

- У вас ко мне что-то есть? - улыбнулся в ответ Арсений Валерьевич.

- Да, - закусила я губу. - Мне... нужно подтянуть оценки по вашим предметам.

Эээ... Как я могу это сделать?

- Кхм... Ну для начала выполнять все домашние задания... все, что я даю вам на

дом, выучить правила грамматики, орфографии, отвечать, по мере возможности,

на уроках, желательно на отлично написать предстоящие диктант и сочинение...

- Вы меня не поняли, Арсений Валерьевич, - перебила я его. - Мне нужна помощь.

Ваша помощь.

Арсений Валерьевич молчал, вертя в пальцах шариковую ручку. Я нахмурилась.

- Я имела в виду дополнительные занятия, - пояснила я, раздраженная его

реакцией. К чему делать такое загадочное лицо? Словно я предлагаю ему себя, а он

размышляет, стоит ли ему соглашаться или нет.

- Я понял вас, - кивнул он наконец. - К сожалению, я не могу вам ничем помочь,