Семь дней уходящего года (СИ) - Ночь Ева

Я отворачиваюсь и ловлю на себе заинтересованный взгляд красавца-брюнета. У него ещё и глаза голубые. Такой идеальный образец, что страшно даже смотреть, не говоря уж — прикоснуться. А что, если он настоящий? Как потом жить? Как в зеркало смотреть и не сетовать на судьбу за собственное убожество?

Хотя нет, я перегибаю палку. Я — очень даже ничего. Не модель, но и мне во след оборачиваются мужчины. И челюсть на пол роняют. Да! И то, что этот мачо смотрит сейчас на меня, — свершившийся факт. Он даже рот открывает, чтобы завязать со мной разговор.

— Я не останусь здесь! — шипит Белая Шубка. Нет. Она не кролик и даже не норка. Она самый настоящий песец. Не животное, а ругательное. — Не буду сидеть рядом с этой!

Чем я ей не угодила, спрашивается?

— Ира, на тебя люди оборачиваются, перестань, — терпеливый какой, и голос у него, как у доктора — увещевательный. Но Песцу без разницы. Козни строит. А затем демонстративно печатает шаг на выход.

Чёрное Пальто вздыхает и идёт за нею вслед. Как ни крути, а худой мир лучше войны. Провожаю их взглядом. Не Заза, значит. Ира. А кто же тогда Заза?.. Видимо, влажные фантазии тётки на что-то большее, что так никогда и не станет реальностью.

— Знакомые? — спрашивает мачо слева, и я вздрагиваю от тембра его голоса. Он создан, чтобы пленять и покорять. Брать вершины и ставить на самой высокой точке знамя со своим именем.

— Да так… — отвечаю неопределённо и слегка пожимаю плечом.

— Странные иногда встречаются люди, — кажется, кто-то намерен завязать знакомство.

— Ну-у-у… э-э-э… — пытаюсь сосредоточиться я, и меня переклинивает: ни одного связного нормального ответа я из себя выжать не могу. Кажется, он меня нервирует своей идеальностью и явным интересом. А ещё я вдруг понимаю, что не люблю античные статуи: красивые, идеальные, пропорции там правильные, золотое сечение и всё такое прочее, но мрамор есть камень — холодный и пугающий. Из него надгробия делают.

А тут смотрю: Пальто моё спешит назад. Размашистый шаг, целеустремлённый. И плечи у него тоже ничего — широкие. И талия. И живот плоский, а бёдра узкие. И лицо человеческое, тёплое. А ещё он на меня глядит.

— А как же Ира? — спрашиваю я в смятении. Совсем с ума сошла. Не всё ли мне равно?

— Ире стало плохо, — не моргнув глазом врёт Сергей, — вызвал такси и отправил её домой.

— А вы?.. — да-а-а! Таких дур. как я, с фонарями в солнечный день не сыскать! Хорошо, что Чёрное пальто воспитанный.

— А я хочу посмотреть спектакль.

Больше он на меня не глядит. Свет выключают. И начинается Театр: жизнь, смерть, судьбы. Трагедия и драма. Слова навылет, как пули.

Его рука рядом. Платок протягивает. Я плачу?.. Я плачу. Роняю слёзы. Макияж безнадежно поплыл, но удовольствие стоило того. Это катарсис. Мы аплодируем стоя. И только потом я замечаю: красавчик исчез. Скучно ему, наверное, было. А может…. Да какая разница, что там может быть? Нет его — и ладно.

— Может, всё же скажешь своё имя? — спрашивает Чёрное Пальто, помогая мне одеться. На «ты». Естественно, как уверенное вхождение в воду опытного пловца.

— Настя, — отвечаю, решив не ломаться. — Меня зовут Настя.

У него глаза живые. Серые, но тёплые, уютные, как и он сам.

— А меня зовут Сергей. Я провожу тебя домой, Настя.

Вот так просто и естественно, словно мы сто лет знакомы. Что там говорила Соня о том, что все мужчины из партера уже расхватаны?..

День четвёртый. Эпический

День вчера закончился неоднозначно. Впервые за долгое время я не могу сосредоточиться на работе. Как говорится, «смотрю в книгу, а вижу фигу». Смотрю пустыми глазами в монитор и не шевелюсь, наверное, уже полчаса. Ловлю косой взгляд Шефа. Ладно-ладно, тряпка сейчас соберётся и ка-а-ак выдаст!

Изображаю бурную деятельность, и даже что-то у меня начинает получаться. Но перед глазами — фрагменты вчерашней жизни.

Из театра мы с Сергеем добирались на такси. Ничего такого романтичного, мы больше делились впечатлениями от спектакля — два увлечённых фаната. Но, но,

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

но…

Он не стал подвозить меня к самому дому — мы вышли на остановке. На той самой, где столкнулись два дня назад. И снова шёл снег — удивительный, тихий, завораживающий. Крупные хлопья падали с неба, танцуя в свете фонарей.

— Ты удивительная девушка, Настя, — сказал он мне, улыбаясь. Глаза его светились мягко и… что-то такое было во взгляде, что невольно бросило в дрожь. А ещё я засмущалась. Когда в последний раз мне говорили подобные слова? Что-то и не припомню.

— Это ещё почему? — пробормотала я, пытаясь забрать из его рук пакет с туфлями. Как-то неправильно это — словно мы сто лет знакомы или школьники, а он — тот самый мальчик, что гордо несёт мой портфель.

— Потому что ты плакала там, в театре. Спасибо тебе за эти слёзы.

— Я вообще-то не всегда такая, — пытаюсь оправдаться, — обычно я собранная и серьёзная, в меру эмоциональная, но иногда прорывается, когда чувствуешь по- настоящему.

— Это главное, — не спорит он. — Нашёлся твой кот? — переводит разговор на другое.

— Нет, — горестно вздыхаю я и некстати вспоминаю, что загадала кота на встречу с ним. И опять щёки мои полыхают жаром. Как хорошо, что вечером почти ничего не видно. — Он домашний, — оправдываюсь почему-то, — привык хорошо питаться. Не знаю, что случилось, но нет причин, чтобы Петя отсутствовал так долго. Я уже и объявления по всему микрорайону развесила, и все дворы рядом обходила.

— А тот человек, что звонил?.. — в голосе его искренняя заинтересованность. Не похоже, что это простые вопросы из вежливости. И это приятно: вот, вроде бы чужой человек, а переживает, интересуется. К слову, Соня, например, ни разу не спросила о Пете, всё беспокоилась, как я выгляжу да как пройдёт мой выход в свет.

— Пропал, как и Петя. Телефон отключён. Наверное, это была не очень удачная шутка. Кто-то подшутить захотел, а я не на ту остановку пришла.

— А знаете, я рад, что… В общем, рад.

Он снова улыбается. Мы уже у моего подъезда. Он не спешит отдавать мой пакет. Стоит, обласканный тусклым светом. Это так красиво — светлая дымка почти ауры вокруг его фигуры и падающий снег. Похож на инопланетянина. И ничего в его лице нет такого — обычный, немного носатый, но таким теплом веет, что глаз не оторвать.

— Можно я позвоню тебе, Настя? — спрашивает этот потомок внеземного разума, протягивая мне пакет. А если я скажу «нет»? И в гости не напрашивается, и телефон просит так, что из вредности хочется то ли поломаться, то ли фыркнуть и уйти.

— Я вообще девушка строгая, — всё же решаюсь понабивать себе цену.

— А я юноша из приличной семьи, — подхватывает он и улыбается ещё шире. И тут меня такие подозрения охватывают со всех сторон, что делаю стойку, как охотничья собака, учуявшая дичь.

— А тебе случайно имя Соня ни о чём не говорит?

Он поднимает брови. Если и играет, то искусно. По лицу — очень даже удивлён.

— Что-то не припоминаю, — морщит он лоб. Между бровями пролегает глубокая складка. — Это отвлекающий маневр, чтобы не дать мне номер телефона? — светлеет лицом и достаёт свой гаджет.

— Это тест на правдивость, — говорю я и, вздыхая, называю цифры. Наблюдаю, как ловкие пальцы быстро порхают над экраном, а затем делают вызов. В сумочке раздаётся звонок.

— Я позвоню тебе, Настя, — обещает он и машет рукой. Ждёт, пока я скроюсь за дверью подъезда.

Я ползу к лифту, а перед глазами — его фигура и улыбка. Вот же… маячит, как привидение. И стоит большого труда избавиться от его образа. Книгоед.нет

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я привычно смотрю на коврик возле порога собственной квартиры. Пети нет. Вздыхаю. В сумочке разрывается телефон, но я не спешу отвечать. Вначале раздеваюсь, а уж потом. Я знаю, кто звонит с настойчивостью бультерьера, что вцепился зубами в жертву: на Соню у меня особый звонок стоит.

— Ну как? — спрашивает она нетерпеливо. — Как спектакль? Впечатления? И чем порадуешь?