Как стать папой за пять минут - Вероника Лесневская

было слышно. Я отвлекла ее, как сумела. Что-то веселое обсуждали?

Покосившись на Петю, выжидающе прикусываю губу. Вечером мы с малышкой закрылись в комнате, а он остался с родными на кухне. Мне дико интересно, о чем они там говорили больше часа, я сгораю от любопытства, но спросить прямо не решаюсь.

– Пф, мне вообще не до смеха, – шипит возмущенно, но сдавленно, чтобы ребенка не разбудить. Из-за этого его голос звучит забавно и заставляет меня улыбнуться. – Я им в общих чертах рассказал о том, что случилось в новогоднюю ночь. И немного про партнерские роды… Нашли, над чем потешаться. От отца я вообще такой реакции не ожидал, он всегда мне серьезным казался, – бурчит недовольно.

– Что он сказал по поводу Лизоньки? – испуганно уточняю. Старший Славин так и остался для меня загадкой. Сдержанный, молчаливый, мрачный, он за обедом ни слова не проронил. Лишь искоса наблюдал, как я пряталась за Петю, сжимая его руку под столом.

– Мать с ним сама наедине поговорит, все объяснит. Папа поймет и примет, не заморачивайся, – успокаивает меня, но получается плохо. – Для остальных она моя дочь, – неожиданно грозит пальцем. – Сашка вон даже сходство между нами нашла.

– Но это же не так…

– Значит, сделаем, чтобы стало так, – вводит меня в ступор непонятной фразой.

Подходит ближе, попадает под свет ночника, и я только сейчас замечаю подушку и плед у него подмышкой.

– Что это?

– Сегодня я ночую с вами. Все жилые комнаты заняты, а в западной части дома ремонт. Потерпишь меня немного? – игриво подмигивает, вгоняя меня в краску и легкий шок.

– Прямо в одной постели? – округляю глаза, когда он бросает белье на кровать.

– Здесь другого койко-места нет, – усмехается. Настроение у него приподнятое. В отличие от моего. Я растеряна и насторожена. – Согласен, так себе отель, на пять звезд не тянет. В свое оправдание могу сказать, что я не храплю. Вроде бы…

Дергает за край своей футболки – и одним движением снимает ее, оголяя каменный торс. На доли секунды задерживаюсь взглядом на рельефных мышцах, на впалом пупке, на дорожке темных волос, ведущей к пряжке ремня и скрывающейся под поясом брюк. Сглатываю и, затаив дыхание, стискиваю мгновенно пересохшие губы. То, о чем я наивно грезила в своих девичьих фантазиях, внезапно меня пугает.

– Петя, не надо, – приглушенно пищу, закрыв лицо руками.

– Пампушка, ты боишься меня? – садится рядом, проминая матрас, обхватывает мои запястья и убирает вниз, чтобы посмотреть мне в глаза. – Раньше я списывал твою реакцию на элементарное смущение, а сейчас вижу страх. Ты чего? Да не трону я тебя, – натянуто улыбается, но взгляд остается серьезным. – Как ты это себе представляешь? Даже если допустить, что я такой моральный урод, здесь полный дом родственников, а в придачу ребенок рядом в кроватке. О чем ты только думаешь, м? – щелкает по носу.

– Ни о чем, – импульсивно зажмуриваюсь. – Однако предупреждаю на будущее, что в случае чего тебе придется везти меня на скорой с кровотечением, – намеренно нагнетаю, а у самой внутри все трепещет. – Ланская запретила мне любые контакты как минимум на месяц.

– Кира? – после паузы строго зовет меня Славин. Подцепив пальцами подбородок, заставляет меня запрокинуть голову. Устанавливает зрительный контакт. Хмурится. – А как вообще Лизонька появилась? Это было против твоей воли?

На дне его зрачков поселяется такая беспросветная тьма, что мне становится не по себе. Вздрагиваю, чтобы сбросить с себя нарастающую негативную энергию.

– Мы встречались с Максом, я сама приняла приглашение к нему домой. Я взрослая девочка и вполне осознавала, к чему все это может привести, – произношу твердо. – Если ты намекаешь на принуждение, то как юрист должен понимать, что инкриминировать ему нечего.

– Но ты не горела желанием? – упорно пытает меня, как следователь на дознании.

– Скажем так… – подбираю слова, чтобы правильнее передать свои впечатления от той ночи. – Я представляла свой первый раз иначе.

«И не с Максом», – добавляю про себя, вовремя прикусив язык.

Адов не оставил ни одного приятного воспоминания. Мне даже зацепиться не за что. Было больно, некомфортно, резко. Пахло алкоголем и потом. Меня немного подташнивало. Я ощущала себя надувной куклой, а потом долго отмывалась под душем, будто меня изваляли в грязи.

Больше ни-че-го. Наверное, со мной что-то не так…

– Первый… – задумчиво повторяет Петр, будто с сожалением. – Сказала гамадрилу об этом?

– Он выпил немного, разогрелся – и не вникал в такие несущественные детали. Все как-то быстро случилось. Он и не понял, что у меня до него никого не было. Отключился почти сразу же, а утром я все убрала и на автобус сбежала, пока он спал.

Взмахнув ресницами, поднимаю взгляд на Славина. Неуместные мысли лезут в голову… Интересно, а с ним было бы иначе? Трепетнее, нежнее и… по любви.

Петр красивый, мужественный, сильный. А еще от него пахнет вкусно – хвойным гелем для душа, свежестью зимнего моря, мандаринами. И руки у него такие жилистые… Он бережно сжимает мои ладони, а от кистей к предплечьям разветвляются выпуклые вены, бугрятся под порослью волос. Очень брутально.

Хватит, Кира!

Встряхиваю головой, чтобы прогнать бурные фантазии. Ладошки потеют, и я, высвободив их, незаметно вытираю по очереди об простыню, сминаю пальцами холодную, гладкую ткань. Комкаю ее, как кошка лапкой.

Да что со мной! Никогда ничего подобного не чувствовала.

– Извинился потом? – вторгается в сознание хриплый баритон. Точно, у Пети еще и голос приятный – бархатный, обволакивающий… Приди в себя, Кира!

– Извинился? За что? – обреченно закатываю глаза. – Наоборот, предлагал повторить. А через месяц, когда я ему о беременности сказала, уточнил, от него ли я залетела.

– И тогда ты призналась, что была девственницей? – пытается предугадать ход нашего разговора Славин, но ошибается.

– Нет. Отвесила ему пощечину и послала к черту. Почти туда Макс и пошел – отправился к Адовым на семейный совет. Пропал на несколько недель, а потом вернулся…

– Предложил аборт?

– Заикнулся, но я отказалась. Убить ребенка – большой грех. Меня бы дедуля не простил, да и родители там наверху осудили бы, – машинально указываю пальцем в потолок. Опомнившись, прячу руки, сцепив их в замок на коленях.

– Верующая?

Славин изучает меня, как неведомую зверушку, занесенную в Красную книгу.

– Не знаю… – неопределенно веду плечом. – Дедуля всегда верил. Да и в нашем поселке так принято: воскресные службы, праздники… Ну, ты ведь и сам помнишь. А я… наверное, уже разуверилась.

Слеза предательски скатывается по щеке, но Петя смахивает ее костяшками пальцев. Подушечками невесомо проходится по скуле, касается виска, заправляет