Дениз Робинс - Солнце сквозь снег

Дело было даже не в том, что она, Люсия, обидела Гая — он уже давно предал и растоптал ее чувства, за годы до того, как ей встретился Чарльз Грин. Он давно уже стал ей отвратителен своей бесцеремонностью, вечным недовольством и деспотизмом. Ее тошнило от его постоянной ревности, наглой уверенности, что она целиком принадлежит ему, и запрета вести такую жизнь, которая была ей нужна. Он предлагал ей страсть — без нежности, без малейшей оглядки на ее чувства. Это было его самое страшное преступление. При этом о себе он имел очень высокое мнение, был искренне убежден, что всякая женщина на свете завидует его жене. Да, если она бросит Гая, то жалеть ей будет не о чем. Но главное, что останавливало Люсию, — это дети. Им она боялась причинить боль.

Мысль о судьбе Джейн и Барбары стала в последнее время мучительной, преследовала ее неотвязно. «Никто, — с горечью думала Люсия, — а особенно эта ледяная, правильная Элизабет, не может понять, что значит разрываться между детьми и любимым человеком, только тот, кто сам прошел через это».

— Люсия, вы ужасно устали, — сказала гувернантка. — Вам лучше всего сейчас лечь спать.

— Мне сейчас лучше всего куда-нибудь вырваться из этого дома, — запальчиво возразила Люсия. — Только без Гая. Жаль, что я не могу сама куда-нибудь повезти детей.

— Так предложите ему это.

Люсия удивленно воззрилась на нее:

— Элизабет, не говорите глупости. Вы знаете, какой это вызовет скандал. Это же Гай! Он ни за что на свете не отпустит меня одну. И сам никуда не поедет один. Он возвращается домой с работы каждый вечер, каждый вечер в одно и то же время… — Она осеклась, и тут раздался треск — шелковый платок разорвался под ее длинными ногтями.

Элизабет нахмурилась и кинула взгляд на дверь. В любой момент могли войти Барбара или Джейн, она не хотела, чтобы они видели мать в таком состоянии, поэтому предложила:

— Вы сейчас не здоровы. Ступайте поспите, а я попозже приду и помассирую вам голову. А девочкам я скажу, что вы заходили и пожелали им спокойной ночи.

Люсия, помолчав, ответила:

— Элизабет, со мной все в порядке. Просто нервы немного расшатались. Я знаю, чего вы боитесь: вы думаете, что дети меня увидят и обо всем догадаются. Нет, нет, все будет хорошо. Мне самой стыдно за скандал за ужином. Больше такого не повторится.

Гувернантка с облегчением вздохнула. Люсия, видимо, успела прийти в себя. Как давняя приятельница, Элизабет подошла к хозяйке и тронула ее за руку с нежностью и заботой.

— Все будет хорошо, — шепнула она. — Я уверена, вы не захотите причинить вреда детям. О боже! Даже странно, что вы обвиняете Гая, будто он всегда вовремя возвращается домой и никогда никуда не ходит, многие женщины отдали бы все на свете за такого порядочного мужа. Ах, как все это грустно…

— Если бы вам пришлось жить с Гаем… — вырвалось у Люсии.

Она замолчала. Дверь открылась нараспашку, и в комнату влетела Джейн. Только не веселая, хихикающая Джейн, которую Элизабет несколько минут назад оставила мыться в ванне, — лицо девочки было перекошено и залито слезами.

— Боже мой, деточка моя! — воскликнула Люсия, забыв про свои горести в порыве материнских чувств. — Что случилось?

Элизабет Уинтер строго спросила:

— Вы что, опять подрались?

Джейн в ярости швырнула полотенце на пол — темпераментом девочка пошла в мать. Вспыльчивая, резкая, но мягкая и отходчивая, она ни на кого не таила зла.

— Никогда больше не буду мыться с Барбарой! Она меня обижает!

— Перестань, не говори глупости, — сказала Элизабет.

Люсия обеими руками обняла дрожащую фигурку в голубой пижаме, подвела ее к кровати и усадила рядом с собой.

— Мамина радость, что случилось? Что тебе сделала эта вредная Барбара?

Джейн вытерла слезы тыльной стороной руки, всхлипнула, покосилась на Элизабет, которая ответила ей милой, но многозначительной улыбкой, и решила ничего не рассказывать.

— Я не хочу ябедничать, — сказала она, насупившись.

В этот момент в спальню вошла Барбара, невозмутимая, свеженькая — лицо начисто вымыто, зубы надраены, рыжеватые колечки волос влажно блестят. В этот момент она была поразительно похожа на отца.

Люсия нежно обняла младшую дочку. К старшей она обратилась довольно сурово:

— Что у вас случилось? Почему Джейн плачет? Барбара, ты уже взрослая, и я считаю…

— Мама, ты не права! Ну почему ты всегда обвиняешь меня? — возмутилась Барбара, взъерошив мокрые волосы. — Джейн сама начала. И вообще она плакса-вакса. Если бы она так вела себя у нас в школе, ее просто засмеяли бы.

Джейн опять скуксилась и стала вырываться из объятий матери.

— А я не хочу в твою дурацкую школу и никогда туда не пойду! Моя школа намного лучше, а ты вредная и всегда меня дразнишь…

Не успела еще Люсия ничего сказать, как Элизабет решительно положила конец препирательствам. Она знала, что Люсия станет ласкать и утешать маленькую, трогательную, такую хорошенькую и пухленькую Джейн, а Барбару будет ругать, сама же Элизабет всегда стояла за справедливость и не позволяла чувствам брать верх.

— Если позволите, Люсия, я сама разберусь. Я догадываюсь, в чем дело. Барбара любит подразнить Джейн и иногда не может вовремя остановиться, а Джейн, к сожалению, воспринимает все слишком серьезно… — Она повернулась к девочкам: — Так, быстренько надеваем ночные рубашки и марш в постель. И чтобы больше я не слышала ни слова! А то завтра не поедем на моторной лодке за конфетами. Будете сидеть весь день в детской и штопать носки. Кстати, у вас их накопилось немало…

Люсия предоставила гувернантке разрешить конфликт. Она так измучилась, что ей было не до этой детской ссоры, тем более что она знала: их размолвка продлится не больше пяти минут. Голова у нее шла кругом от собственных проблем и неприятностей. Джейн и Барбара, повинуясь строгому голосу Элизабет, быстро улеглись, и Люсия шагнула к выходу.

— Девочки, я вам желаю доброй ночи. У меня голова раскалывается. Наверное, поеду покатаюсь на машине.

Барбара, уже лежа в постели, наморщила лоб и тревожно спросила:

— А папа разве не придет пожелать нам спокойной ночи?

Элизабет быстро ответила:

— Сегодня нет. Вы же поцеловали его на ночь в столовой. А теперь поцелуйте маму, и она пойдет. Вы же слышали, что она сказала — у нее болит голова.

Люсия присела на край детской кроватки, обняла и поцеловала Джейн, потом встала и склонилась над Барбарой. Девочки любили, когда мама их обнимала. Она была такая нежная, красивая, и от нее всегда приятно пахло.

Джейн сказала:

— Ой, мамочка, как от тебя вкусно пахнет… прости, что я баловалась.