Джейн Харри - Никому не уступлю

Вернувшись в дом, она остановилась в холле, сбитая с толку очередным препятствием. Где искать Леона? У него в кабинете – но где этот самый кабинет расположен? Не станешь же заглядывать во все двери подряд. И, как на грех, услужливого мажордома на сей раз в холле не обнаружилось.

Пока она раздумывала, одна из дверей вдруг отворилась и оттуда вышел Анри Бристоль. Он не сразу заметил молодую женщину, поскольку продолжал через плечо договаривать какую-то уже начатую фразу. Но стоило ему повернуться, брови у него так и взлетели вверх от изумления.

– Мадемуазель Литтон? – Он засмеялся. – Простите, не сразу узнал вас.

Дженет ослепительно улыбнулась в ответ.

– Ничего, месье. Порой я сама себя не узнаю. Скажите, наш господин и повелитель один? Мне бы хотелось поговорить с ним.

– Он будет чрезвычайно рад, мадемуазель, – галантно ответил Анри.

Вот это вряд ли, подумала Дженет, проходя мимо молодого человека в кабинет.

Комната оказалась большой, с тяжелыми сводами, стены сплошь укрыты старинными книжными полками. Зато прочая мебель явно была самая что ни на есть современная, а на краешке стола небрежно примостился Леон де Астен, ни капельки не средневековый в. своих шортах, обнажавших длинные мускулистые ноги, и рубашке с коротким рукавом. Чуть хмурясь, он всецело ушел в изучение каких-то бумаг.

– Могу ли сказать вам два слова, месье? – ясным холодным тоном осведомилась Дженет, закрывая за собой дверь кабинета.

– Похоже, слова эти не из приятных, – оторвав взгляд от документов, маркиз устремил его на гостью. И во взгляде этом читалось откровенное восхищение. – А я-то думал, вы придете поблагодарить меня.

– Поблагодарить? – Она невольно повысила голос. – За что? За оскорбление?

– Какое оскорбление?

– Сами знаете. – Она с подчеркнутым отвращением приподняла двумя пальчиками краешек платья. – Вот это.

– Мне очень жаль, если оно вам не понравилось, – после секундной паузы произнес он. – Но ничего. Мы это в два счета исправим. Что вам так не угодило – покрой, цвет или материал?

– Дело в другом. – Дженет тряхнула головой. – Дело в самой концепции, будто вы можете покупать мне одежду.

На лице его изобразилось удивление.

– Но я обеспечиваю униформой весь мой персонал. Никто еще не жаловался.

Молодая женщина задохнулась от негодования.

– Вы называете это униформой. Да вы что, шутите?

– Давайте пойдем на компромисс и назовем это рабочей одеждой, – как ни в чем не бывало предложил он.

Чтобы успокоиться, Дженет сделала глубокий вдох.

– Никаких компромиссов! – отрезала она. – На предыдущих работах я всегда носила свою собственную одежду.

– И она всегда напоминала тот балахон, в котором вы вышли к завтраку, или вы избрали его специально к этому случаю?

Чуть слышимая смешинка в его голосе отнюдь не способствовала спокойствию духа Дженет. Равно как и осознание того факта, что он уже за завтраком раскусил ее хитроумный план.

– Мне бесконечно жаль, что моя манера одеваться не соответствует вашим высочайшим стандартам, – язвительно произнесла она. – И все же я предпочитаю носить свои собственные вещи. Будьте любезны вернуть мое платье.

– Увы, – после очередной паузы отозвался он, – с этим могут возникнуть проблемы.

– Решительно не понимаю почему.

– Ну причин можно насчитать несколько, – хладнокровно пустился в объяснения Леон. – Во-первых, мой дядя. У него, видите ли, обостренное чувство прекрасного и ваше решение закутаться в тот бесформенный мешок нанесло ему тяжкий удар. Он уже не так молод, и я должен считаться с его чувствами. Улавливаете, к чему это я?

– Нет, – сердито заявила Дженет.

– Ну хорошо. Тогда пункт следующий: судьба самого платья, – раздумчиво продолжал маркиз. – Я велел Николь его сжечь. Наверняка она уже это сделала.

Молодая женщина недоверчиво уставилась на собеседника.

– Вы сожгли мое платье? – со зловещим спокойствием переспросила она.

– Ну да, – кивнул он. – Решил, что так проще всего. Иначе, боюсь, оно так и продолжало бы преследовать нас все время вашего пребывания здесь.

– Немыслимо… – У Дженет задрожали губы. – Вы не могли, не смели так поступать!

– К несчастью, уже ничего не исправишь. – Леон пожал плечами, но тут же добавил: – Хотя, положа руку на сердце, не могу сказать, чтобы я искренне о том сожалел. Тем более, когда вы стоите предо мной в обновке.

Он спрыгнул со стола и шагнул к ней.

– Боже, Жанет! – В голосе его зазвучали страстные и пылкие нотки. – Неужели вы не знаете, насколько прекрасны?

Дженет потупилась, чувствуя, как ее испепеляет жаркий взор Леона.

– Вы не имеете права говорить мне такие вещи, – тихо сказала она. – Вы не должны говорить такое никому, кроме Флоры.

– Флоре этого можно и не говорить, – хрипло возразил он. – Она и так всецело уверена, что неотразима. Но вы, ma belle, другое дело. А я не слепой.

– Вы обещали не заводить со мной подобных разговоров, – выговорила Дженет дрожащим голоском. – Вы сказали, что под вашим кровом я буду в безопасности.

– Но так оно и есть, Жанет. – Слова давались ему с усилием. – Вы и не подозреваете, насколько старательно я держу слово, хотя это и очень нелегко. Но я ведь не обещал, что не буду испытывать искушение.

– Мне лучше уйти. – Она так и не осмеливалась взглянуть ему в лицо. – И если мне придется оставить у себя это платье, месье, то я вынуждена настаивать, чтобы вы вычли его стоимость из моего жалованья. За свою одежду всегда плачу я сама.

– Как вам будет угодно, – отрывисто произнес он.

– Что же до Флоры, – чуть ли не с отчаянием продолжала Дженет, – то, может быть, она отнюдь не так уверена в своей неотразимости, как вам кажется. Понимаете ли – она знает про вашу даму из Тулона.

Она направилась к двери, чтобы уйти, но Леон крепко схватил ее за руку и развернул к себе.

– О чем вы говорите? – потребовал он, впиваясь взглядом в ее лицо. – Что она вам сказала?

– Никаких подробностей. – Дженет безуспешно пыталась вырваться. – Только, что у вас есть интерес на стороне.

– И вы ей поверили?

– А почему нет? – отважно бросила она. – В конце-то концов, маркиз, ваше поведение отнюдь не наводит на мысль, будто верность занимает почетное место в вашем списке приоритетов.

Она в ту же секунду пожалела об этих словах – но было уже поздно. Лицо Леона потемнело, скулы обострились, глаза вспыхнули ледяным, разящим огнем. И в голосе тоже зазвучал лед:

– Раз уж вы все равно так думаете обо мне, Жанет, то что мне терять?

Одним стремительным движением он притянул молодую женщину, крепко притиснул всем телом к себе. Она вдруг поняла, что он не только крайне сердит, но и чрезвычайно возбужден. Пылающий жар пронизывал тонкие слои разделявшей их одежды, точно их не существовало вовсе. Упругие волоски на груди Леона щекотали ей соски. Дыхание Дженет стало прерывистым и частым.