Ява - Владимир Войновский

уходу за ребёнком. Хоть какое-то подспорье. Спасибо. До свидания. Всех крепко обнимаю и нежно целую. Папа, жму твою крепкую мужскую руку. Всё, пора бежать. Служба». Наташа закончила читать и посмотрела на Маринку.

— Наташка, а давай теперь я вслух прочитаю, а ты послушаешь?

— Читай! — Наташа передала письмо и, подперев голову руками, принялась слушать.

Маринка тараторила, как из пулемёта. Прочитав, она посмотрела на невестку и, не спрашивая, стала читать снова. Собиралась читать в третий раз, но Наташа остановила её:

— Пойдём газету делать, а потом сядем и начнём ответ писать. Мама и Владимир Леонтьевич приедут и допишут.

— Наташа, а почему ты маму мамой называешь, а папу Владимиром Леонтьевичем?

— Не знаю, — пожала плечами Наталья. — Пошли. Родители приедут, и не будет времени делать газету.

Настроение было хорошее. Работа быстро спорилась. Маринка разукрашивала карандашом, а Наташа списывала с листочка в колонки стихи и поздравления одноклассников. Газета была готова, когда на лист ватмана, на свободное место, была приклеена любительская фотография, изображавшая школьников. Наташа внимательно посмотрела на фотографию и, глядя на Маринку, заулыбалась.

— Чего? — недоумённо спросила Марина.

— Ничего. Если я правильно поняла, вот этого мальчика Валера называет кучерявым? — и Наташа показала на фотографию.

Маринка качнула головой.

— Ты чего краснеешь, дурёха? А-а-а, понятно. Любовь.

— Нет.

— Любовь. Любовь. Ах ты, ласточка ранняя. Хорошо! Это будет нашей тайной. Ладно?

— Только маме ничего не говори, а то начнёт учить…

— Я же сказала, что это будет нашей маленькой тайной. С газетой закончили. Сколько времени?

— Без пятнадцати семь.

— Ого, скоро родители приедут. Пошли готовить стол к ужину. Заодно и подумаем, что Валерке писать будем. Надо что-то весёлое и доброе, а то он начнёт всякое выдумывать и переживать.

— Мы напишем ему о моей учёбе. О том, что у нас всё хорошо. Ну… ну, ещё чего-нибудь напишем. Слушай, а что ему написать? За неделю-то ничего и не произошло, — по-взрослому рассуждала Маринка и вместе с Наташей накрывала на стол.

За ужином несколько раз перечитали письмо с родителями. Тут же за столом принялись писать ответ. Когда он был готов, внимательно слушая папины комментарии, перечитали его. Сложили в конверт, подписали и поручили Маринке утром, по дороге в школу, опустить письмо в почтовый ящик.

— А знаешь, Наташенька, я ведь Валерке действительно обещал пристроить тебя на работу. Разговор на эту тему как-то не возникал. Поэтому я молчал, хотя присмотрел несколько вариантов. Первый денежный, но далеко от дома. У нас на комбинате. Здесь надо смотреть трезво. Если поломается машина, ездить придётся на автобусе, а с нашими давками мы с Ниной за тебя переживать будем. Второй вариант рядом с домом, но не очень денежный. Есть средний вариант. Рядом с автостанцией в Елизово. Относительно денежная должность — неплохой оклад. Но работа не по специальности, хотя с продуктам питания. И, честно говоря, немного нервная.

— Владимир Леонтьевич, вы меня заинтриговали средним вариантом.

— Промежуточное решение принято, и договорённость достигнута. Как говорит Михаил Сергеевич Горбачёв: «Консенсус достигнут».

— А всё-таки, что за работа?

— Хорошая. В заготовительной конторе. Приемщицей. Скоро черемша и папоротник пойдут. Потом ягода разная. К осени грибы, картошка, капуста, морковка и много всякого натурального продукта.

— А чем же она нервная?

Тем, что любая работа с людьми нервная. Если согласная, тогда завтра с утра едем вместе. Я тебя завезу и познакомлю с председателем. Очень милая женщина. Наша землячка. Если не хочешь, тогда не поедем.

— Хочу или не хочу неправильная постановка вопроса, — сказала Нина Николаевна, — надо. Тут тебе и больничный, и какие-никакие послеродовые. И оплачивается уход за ребёнком до полутора лет, и стаж. Так что, Наташенька, надо. Хотя бы месяца два-три поработаешь и уйдёшь в декретный.

— Я не против. Всё и вам полегче будет. Да и на вашей шее сидеть не буду.

— Ну и ладненько. Тогда завтра с утра и поедем, — сказал Владимир Леонтьевич.

— Конечно. А чем вы сегодня занимались? — спросила Нина Николаевна.

Родителям было неприятно заводить разговор о работе для Наташи. Их всё устраивало, как есть. И если бы Валерка в письме не обозначил эту тему, они и не начинали рассматривать варианты. Получалось так, что выгоняют невестку работать, считая её нахлебницей.

Маринка тараторила, рассказывая, как они с Наташей делали стенгазету ко дню рождения классной руководительницы. Родители слушали, улыбались, а мысли всё возвращались к неприятному разговору.

Глава 26

Присяга

Прошёл месяц «карантина». Повзводно и ротой курсанты учебки отработали движение в колонне. Каждый взвод разучил строевую песню. Уже громогласно приветствовали офицеров. Отработано и отточено движение строевым шагом. Выход из строя и постановка обратно. Подход и отход от офицера. Доклад. И много армейских премудростей, в том числе и с боевым оружием. Наизусть, да так, что в любое время дня и ночи от зубов отскакивали, выучили Гимн СССР, Присягу и столь необходимые в учебной роте обязанности дневальных и дежурных из Устава внутренней службы.

Парадное обмундирование подогнано под каждого владельца. Ещё бы, в торжественный день принятия Присяги в части день открытых дверей для родителей, родственников и знакомых. День назначен заблаговременно. Практически каждая семья, чей сын находился в учебной роте, получила приглашение. Конечно, далеко не все могли приехать, но главное — внимание и уважение к людям, чьи дети несут службу в вооружённых силах СССР.

Несмотря на торжественный день, его начало ничем не отличалось от всех предшествовавших. Подъём в шесть тридцать. Зарядка. Наведение порядка. Время на личную гигиену. Утренняя поверка. Утренний осмотр. Завтрак. С его окончанием начал меняться привычный распорядок дня.

Каждый был занят собой. Убирались последние огрехи. Кто-то подравнивал уже слегка отросшие волосы. Кто-то драил и без того до блеска начищенные сапоги. Кто-то натирал до зеркального блеска бляхи. Где-то в укромных местечках казарменного расположения, так, чтобы не видели сержанты и офицеры, отбивались фуражки. Им придавался более торжественный вид. Менялись, растягивались и оттягивались пружины, чтобы придать лёгкую волнообразную форму. Оттирались и полировались поверхности белых ремней.

— Рота! Строиться! — дневальными в столь торжественный для «салаг» день стояли сержанты.

— Сейчас одеваемся в парадную форму. Через пятнадцать минут быть готовыми повзводно к получению оружия, — сделал сообщение перед построившейся ротой старшина. — Разойдись!

Облачившаяся в парадную форму, рота преобразилась. Торжественный вид придавал серьёзность и взрослость. Старшина выдал каждому белые перчатки.

— Первый взвод! Возле оружейной комнаты… для получения оружия… Строиться!

— Второй взвод! Возле оружейной комна…..

— Третий взвод! Возле…

Получили оружие. Автоматы уже заранее были закреплены за каждым курсантом.

— Рота! Для торжественного принятия присяги! Выходи на улицу!