Единственный - Люси Дарлинг

Особенно когда вы все хотите одного и того же — защитить свою семью.

Даже сейчас все дети в игровой комнате внизу. Они считают друг друга кузенами. Реальность такова, что только у Райли и Моны есть кровная связь, но для всех нас это дерьмо не имеет значения.

У нас с Энджел близнецы-мальчики, и с ними бывает нелегко. Когда мы собираем всех детей вместе, они хотя бы могут утомить друг друга. Никогда в жизни я не видел такого будущего, когда много лет назад взял тот заказ у Маттео.

— Вам плевать, что кто-то будет там растирать ваших женщин? — выдавливаю я. Я сам узнал про массаж лишь несколько минут назад, когда получил список услуг, которые они заказали.

Зачем ей кто-то еще, чтобы ее растирали? Я сам делал ей массаж каждый день, когда она была беременна нашими мальчиками. Я всегда был искусен своими руками. Я мог массировать ее часами. И до сих пор это делаю.

— Персонал исключительно женский, — Маттео ставит ноги на пол и выпрямляется. На лице Николая расцветает раздражение. Даже Зефирка поднимает голову с одной из своих многочисленных лежанок, как бы выражая солидарность с нами.

— Откуда ты знаешь про массаж? Райли ни слова об этом не сказала.

— Я сделал своим долгом знать всё.

Я уже пишу Нине, что ухожу. Она с нами еще с тех пор, как у нас не было даже мальчиков. Нина была медсестрой, прежде чем пришла к нам на полную ставку. Когда Энджел прописали постельный режим в конце беременности, я хотел, чтобы кто-то был с ней постоянно. Пожилая женщина оказалась святой. Ее обожают и мальчики, и Энджел.

— Можете остаться здесь, если хотите.

Я уже направляюсь к двери.

— Блядь.

— Вот черт, — слышу я сзади возгласы Маттео и Николая, и вот они оба уже следуют за мной.

Мы едем в роскошный спа-салон в полном молчании. По прибытии нас никто не останавливает.

— В какой комнате Энджел? — спрашиваю я у сотрудницы.

— Вторая дверь слева, — женщина указывает в конец коридора.

Я не обращаю внимания на остальных, направляясь к жене. Если она хочет массаж, я более чем готов его обеспечить. Затем она сможет вернуться к своему девичнику. Раз уж весь комплекс в нашем распоряжении, я займу одну из комнат поблизости — на случай, если ей потребуется еще один сеанс. Мне это кажется абсолютно логичным. Нет нужды в ком-то еще, когда есть я.

Открыв дверь, я вижу свою Энджел. Она лежит на массажном столе лицом вверх, прикрытая простыней, с маской на глазах. Она что, голая под ней? Меня наполняет иррациональная ярость. Не на нее. Никогда — на мою Энджел, лишь на мысль, что кто-то другой мог видеть ее и прикасаться к ней таким образом.

Моя Энджел — единственное в моей жизни, что всегда будет принадлежать только мне. Этой ее частью я не стану делиться. Никогда.

Я снимаю пояс с халата на крючке и подхожу к жене. Когда я беру ее руки, она не сопротивляется. Я поднимаю их над ее головой и начинаю связывать.

— Что ты делаешь? — наконец произносит она.

Я не отвечаю. Приседаю и привязываю петлю к ножке стола. Завязка достаточно свободна — она может немного двигать руками, но не больше.

— Эй, — Энджел дергает руками.

Я стаскиваю с нее простыню, обнажая каждый дюйм ее прекрасного тела.

Я беру один из ее сосков в рот.

— Авель, — стонет она, выгибая спину. — Ты долго ехал.

Я отпускаю ее сосок. Она улыбается. Я сдвигаю маску с ее глаз.

— Ты что, со мной играешь, Энджел?

— Всегда, — она тихо хихикает. — Я знала, что ты приедешь. — Энджел облизывает губы. — Я ждала.

Вот черт. Я даже не зол. Вместо этого я целую ее, а моя рука скользит вниз, между ее ног. Она раздвигает их для меня. Она уже вся мокрая для меня.

— Прости, что заставил ждать, Энджел.

Ей не придется ждать ничего. Я был бы здесь с самого начала, попроси она меня, но это лишь доказывает, что моей жене нравится видеть, что моя одержимость ею не знает границ.

— Я ни капли не сожалею, — она покусывает мою нижнюю губу. — Сделай так, чтобы оно того стоило.

Я делаю в точности, как она говорит, стараясь дать ей всю любовь и внимание, которых она заслуживает. Точно так же, как я планирую делать до конца наших дней.