Мамин сибиряк - Юлия Резник

Люба кивнула и, с опаской на меня покосившись, сунулась было мимо, но кто бы ей позволил вот так уйти?

– Люб… – бросил я, притягивая девочку к себе. – Ну, ты куда?

– Держи руки при себе, Мамин! – возмутилась соседка, но, блин, будем честны, ее голосу явно недоставало твердости. Вот почему я, проигнорировав Любашину просьбу, заткнул ей рот поцелуем, возвращая нас к тому, что прервало Степкино появление.

Она была такой нежной, сладкой, что терпеть больше не осталось сил. А может, меня толкала вперед такая давно забытая штука, как ревность. Ведь стоило мне хоть на мгновение отвернуться, как вокруг Любаши начинали водить хороводы всякие мужики. То ее прилизанный бывший, то жиртрест с кондиционером. И это только то, чему я стал свидетелем лично! Страшно подумать, что происходило вдали от моих глаз. Например, у нее на работе.

– Нет, перестань, – брыкалась Любаша. – Я вся вспотела и прокоптилась от костра!

– Дело только в этом? – тяжело дыша, спросил я, утыкаясь в ее влажный лоб своим.

– М-м-м, – проблеяла что-то нечленораздельное Люба.

– Ну, тогда беги. Полотенце возьми на полке. И возвращайся скорее, хорошо? – сдался я, понимая, что проще пойти ей навстречу, чтобы она смогла расслабиться.

Любаша ускакала от меня со скоростью выпущенной торпеды. Я усмехнулся. Сложил руки на груди и откинулся на стену. Как это работает? Вот так живешь, живешь… Вроде хочешь отношений, но все не клеится, сколько ни присматриваешься к окружающим тебя бабам. А потом в один момент просто видишь женщину и понимаешь – твое. Полный мэтч, как говорится. Ни единого, блин, сомнения. И пусть ты ничего толком о ней не знаешь, глобально для себя важное считываешь только так. Может, в дело включается шестое чувство – не знаю, но те же качества, что подмечаешь потом, просто органично наслаиваются на это внутреннее понимание, лишь подтверждая, что твой выбор был изначально верным.

Я прикрыл глаза, давая разгуляться фантазии. К моему несказанному удивлению, конкретно Любу было очень легко представить в нашей со Степаном берлоге. Вот прихожу я, значит, домой, а она несется меня встречать, наперегонки с путающимися у нее в ногах Гераклом и Лордом. А может, и кем-то еще, учитывая Любашину сердобольность и мое желание еще хоть раз стать отцом. Ну, кайф же! Кайф, который может понять и оценить по достоинству лишь мужик, у которого всего этого никогда не было.

– Ты еще здесь?

– А где мне быть?

Я подошел ближе. Люба вся ощетинилась, явно готовясь дать мне отпор. Но вдруг будто сдулась. Обмякла. Сделалась такой податливой… Бляха муха. Губки у нее мягкие. Дыхание свежее. Ах ты ж мартышка! Готовилась целоваться, да?

– Я так вообще не делаю! – шептала мне в губы между поцелуями.

– Как так? – тупил я.

– Не сплю с кем попало!

– У меня и в мыслях такого не было.

– А еще мне вообще не нужны твои деньги! Я сама зарабатываю.

Господи, а это еще к чему?

Любины слова настолько меня удивили, что я даже замедлил свое на нее наступление.

– Это к вопросу содержанок.

– Чего?

– В объявлении твоя мама писала…

– Я тебя убью! – рявкнул я, швыряя эту заразу на кровать и нависая над ней сверху. – Сколько раз мне еще повторить, что плевать мне на то, что писала мама?!

– Правда?

– Вот те крест! – я схватил висящее на цепочке распятие и ткнул под нос Любаве, словно обезумевший экзорцист. Она закусила губу. Но я все равно услышал смешок, слетевший с ее губешек.

– Это хорошо. Потому что там было еще что-то про судимых и пьющих…

– Ты в завязке?

– Нет! Но я пью, – повинилась Люба, отводя глаза.

– Часто?

– Сегодня аж два бокала осилила. А еще у меня есть админпротокол. – закончила Любаша убитым голосом.

– На судимость админпротокол не тянет. С этим даже моя мать-следователь согласится, – заржал я, с новыми силами набрасываясь на губы этой дурехи. Кто бы мне сказал, что это такой кайф – целоваться, смеясь?

– Не слышишь ты меня, Мамин!

– Слышу. Ты говоришь глупости.

– Почему? Тебе же нравятся совсем другие женщины.

– Откуда такие выводы? А-а-а… Постой. Ты меня гуглила?

По щекам Любы разлился густой румянец. Она отвернулась, трогательно закусив губу.

– Да эти все… Они вообще ничего не значат. Так, вешались на меня, а я…

– Не отказывался? – подсказала эта язва, сморщив нос.

– Послушай, если судить по твоему бывшему, я тоже совсем не в твоем вкусе.

– Что за глупости?! – она даже попыталась вскочить, но моя нависающая над ней туша не позволила.

– А что? Я не такой прилизанный и напомаженный, как этот… Как его?

– Женя, – буркнула Люба с кислой миной. – И ты прав. Вкусы в мои семнадцать у меня были специфические. С тех пор я здорово поумнела.

– Постой… В семнадцать? Хочешь сказать, этот мажорик – твой первый мужик?

– Что здесь такого?

– Ничего. Только не говори, что он и единственный!

– Ну, мы пять лет встречались, – пробормотала Люба, будто оправдываясь. – Я еще… кхм… не успела расширить опыт. Хотела для начала пожить для себя. Осмотреться, если ты понимаешь, о чем я.

Я сжал пальцы у Любы на подбородке, вглядываясь в повлажневшие глаза. У меня для этой девочки были плохие новости – пожить для себя у нее вряд ли теперь получится. Как и осмотреться. Не хватало, чтобы она кого получше нашла. Нет, извините, мне такая девочка самому нужна.

– Считай тот период в прошлом.

– Почему это?

– Мы женимся. Ты забыла?

Любаша опустила ресницы на повлажневшие глаза. У меня в груди что-то дернулось.

– Ну что, я тебе совсем не нравлюсь?

– Глупости говоришь! – возмущенно всхлипнула.

– Тогда что не так? Я тебе нравлюсь, ты мне…

– Шутка затянулась, Олег. Ну какой «женимся»? Иди сюда. Мне не нужны эти глупые обещания, чтобы тебе отдаться.

Я чуть было опять не заржал с этих пафосных слов. Но ее бы это наверняка обидело.

Одной рукой Люба обвила мою шею, притягивая к губам. Другой оттянула вниз резинку штанов, видно, чтобы наглядно мне продемонстрировать широту своих взглядов. Вот только то отчаяние, с которым она это делала, не