Как стать папой за пять минут - Вероника Лесневская

мокрого лба, убираю волосы, выбившиеся из растрепанной косы, и заправляю их за уши. Стираю испарину с горячих висков и покрасневших щек. Дыхание Киры учащается и рвется. Спускаюсь к шее, поглаживаю треугольник между ключицами и, опомнившись, отдергиваю руку.

– Тебе плохо? – хмурюсь, присаживаясь на самый край кровати. Покосившись на ребенка, прижатого к пышной груди, стараюсь говорить тише: – Кажется, у тебя температура поднялась. Врача позвать?

– Не знаю, – шумно сглатывает и облизывает пересохшие губы. – Жар накатил внезапно, во рту пустыня и внутри все горит. Может, это реакция на кормление? – прищуривается и умолкает, преданно заглядывая в мое лицо.

– Ты же не думаешь, что я знаю ответ? Одинокий мужик новоявленной мамочке не помощник. Зря вообще мне вас доверили, – пожимаю плечами виновато. – Воды подать?

– Если можно, – вспыхивает, покрываясь алыми пятнами, и смущенно отводит взгляд. – Извините, что свалилась на вашу голову. Я не так все планировала, когда к вам в офис за помощью ехала.

Беру бутылку из тумбочки, задумчиво кручу в руках, зыркая на Киру. Придется мне напоить ее – самой ей будет неудобно.

– Знаешь ли, остальные головы тридцать первого декабря были или заняты предновогодними хлопотами, или пьяны. Видимо, поэтому судьба тебя ко мне и забросила.

Откручиваю крышку, аккуратно подношу горлышко к губам, чуть приподнимаю дно бутылки, и Кира с жадностью глотает воду.

– Мне правда очень стыдно перед вами. Я… – сдавленно всхлипывает.

– Пей, а не реви, – бурчу, держа бутылку возле ее рта. – Жидкость не переводи напрасно.

Уголки пухлых губ вздрагивают, приподнимаясь в улыбке, а вода струйками стекает по подбородку и капает в ложбинку груди. Пока я повторяю ее путь взглядом, дочка разжимает ладошку и хаотично рисует круги по полушарию, будто стирает влагу.

Улыбнувшись, нахожу в одном из пакетов полотенце. Промокнув лицо и шею Киры, невозмутимо веду мягкой махрой к ключицам. И ниже, достигая глубокой впадинки. Все-таки формами бог Пампушину не обделил…

– Я сама, – дергается стыдливо.

– Цыц! Ребенка держи, – строго осекаю ее. Быстро протираю верх груди и убираю полотенце. – Не бойся меня, Пампушка, – укоризненно качаю головой. – Я ведь не рецидивист и не маньяк какой-нибудь. Тем более, мы с тобой давно знакомы… Что? – усмехаюсь, заметив, как ее изогнутые домиком брови ползут вверх. – Думала, не узнаю тебя, малявка? – щелкаю ее по носу.

Поджав губы, делает вид, что занята дочерью. Обижается.

– Мне двадцать один, – важно напоминает.

Мгновенно смягчается, стоит лишь переключить внимание на малышку. Пальцем поглаживает ее ручку, наклоняется, чтобы чмокнуть в макушку, проводит носом по волосикам, втягивая носом особый младенческий запах, блаженно прикрывает глаза.

Пользуясь моментом, я опять неотрывно слежу за ними, даже не пытаясь разобраться в своих чувствах. Просто любуюсь матрешками и наслаждаюсь приятным жаром внутри. В конце концов, я дико устал и имею право получить хоть какие-то положительные эмоции.

– Я умею считать, – осмелев, касаюсь пальцами детского затылка. Бережно перебираю шелковистые волосы. Малышка невнятно посапывает, а ее пугливая мамочка застывает, как парализованная. Чтобы не смущать ее, убираю руку и встаю. – Куда же ты так торопилась, Кира? Зачем вообще в большой город приехала? Ясно же было, что растопчут такую, как ты, и сожрут.

– За любовью, – выпаливает с горечью, и мой кулак сжимается одновременно с ручкой крохи, а рычащий вздох раздается вместе с ее недовольным мычанием.

Солидарен с тобой, малышка. Мамка твоя во всякую чушь верит, а еще утверждает, что взрослая. Как была простодушным подростком, так и осталась, только теперь с милым довеском.

– Что ж, в каком-то смысле твоя миссия выполнена, – возвращаюсь к младенцу, будто меня магнитом к нему притягивает. Усмехаюсь, погасив неуместную ревность. – Вот же твоя маленькая любовь.

Невесомо касаюсь пальцем напряженной щечки с такой же ямочкой, как у Киры, и дочка начинает сосать грудь еще усерднее, комкая ручкой бархатную кожу, как котенок лапкой. Растекаюсь в доброй улыбке, наблюдая за трогательной картиной. Никогда не был сентиментальным, но почему-то сейчас подтаиваю, как сосулька на козырьке крыши под прямыми лучами солнца.

На душе становится тепло и… немного горько. Может, зря я тянул с отцовством? Долго боялся брать на себя такую ответственность и избегал серьезных отношений, а когда меня, наконец, угораздило жениться, то оказалось, что стервозная супруга умеет только опустошать кредитные карты, не давая ничего взамен, даже ребенка.

После развода я решил, что не судьба мне быть примерным семьянином. Не мое это! А значит, придется идти по жизни одиноким холостяком. Тогда меня это даже обрадовало. Долгожданная, отвоеванная свобода дарила ощущение эйфории. Но сейчас…

Чем дольше смотрю на двух похожих девочек, лежащих в обнимку, тем больше думаю о том, что поторопился с выводами. Все-таки я хотел бы стать отцом.

– Согласна, – выдыхает Кира с нежностью. – Я ее очень люблю, – наклоняется к дочке, касается губами ее макушки, замирает, шумно втягивая носом сладкий детский запах.

По-прежнему смущается, ладонью прикрывает верх груди, но хотя бы не шарахается от меня. Должна понимать: в моих действиях нет ничего предосудительного. Тем более, теперь, когда я признался, что вспомнил ее. Для Пампушиной я, наверное, все тот же дядя Петя, который не тронет и не обидит. Наоборот, поможет, как семь лет назад…

Глава 11. Лизонька

– Кстати, как назвала? – пытаюсь вести непринужденный разговор, чтобы расслабить Киру, однако ее реакция застает меня врасплох. Она резко вскидывает голову, испугав ребенка, морщится, шмыгает носом, едва сдерживая подступающие к горлу слезы. – Я что-то сказал не так? Обидел? – хмурюсь, пытаясь прочитать ответ в ее покрасневших глазах. – Или у тебя что-то заболело? Врача? – дергаюсь, чтобы сорваться с места и мчаться в приемную, разметая все на своем пути и покрывая матом персонал, но Пампушка вовремя останавливает меня и отрицательно вертит головой.

– Имя муж выбирал. Бывший, – всхлипнув, поглаживает малышку по плечику, успокаивая. – Просил назвать в честь его матери. А теперь… – рвано вздыхает, – у нее ни семьи, ни дома, ни даже имени нет.

– Хм, – потираю подбородок. – Так в чем проблема? Имя не запатентовано, можешь брать. Как там твою свекровь неудавшуюся нарекли?

– Климентия, – украдкой кривится, скрывая недовольство, будто по привычке боится обижать мать мужа. Видимо, гамадрил вынудил Киру согласиться на этот бред и даже мнения ее не спросил.

– Мда-а… – ехидно тяну, ближе подавшись к ребенку. – Что же, кроха, ты чертовски везучая. Была в шаге от того, чтобы получить идиотское имя и стать предметом насмешек окружающих на всю жизнь. Но вовремя спаслась, – нашептываю, сохраняя серьезный тон, когда самого раздирает от смеха. – Теперь есть шанс, что тебя назовут как