Единственный - Люси Дарлинг

она с криком выдыхает мое имя. Я держу ее за талию, позволяя ей обмякнуть в моих объятиях, продолжая ласкать ее во время оргазма. — М-м-м, — вздыхает Энджел спустя несколько мгновений. Я ослабляю хватку, позволяя ей развернуться.

— Думаю, теперь моя очередь. — Энджел тянется к мылу.

— Не уверен, что это хорошая идея, Энджел. — Не то чтобы я не хотел. Не было на свете мужчины, который отказался бы от ее прикосновений. Но я не уверен, что смогу сдержаться, если она прикоснется ко мне.

— Дай мне позаботиться о тебе.

Ее слова бьют меня в самую грудь, как таран. Позаботиться обо мне. Я киваю, не в силах вымолвить ни слова. Слово «забота» никогда не входило в мой лексикон.

Я пристально слежу, как ее нежные намыленные пальцы скользят по моей коже. Я запрокидываю голову, наслаждаясь ее прикосновениями. Я не привык, чтобы кто-то ко мне прикасался. Я не хочу, чтобы она останавливалась. В детстве прикосновения других всегда несли боль. Каждое движение ее пальцев смывает эти воспоминания.

— Энджел, — я стону, когда ее рука скользит по бедру вниз.

— Что? — застенчиво спрашивает она, обхватывая мой член.

— Блядь, — сквозь зубы выдавливаю я.

— Покажи мне, как это делать. — Энджел нежно проводит по нему.

Я накрываю ее руку своей.

— Сильнее. — Я сжимаю ее руку. Ее глаза загораются, а маленький розовый язычок показывается, чтобы облизать губу, пока она смотрит на мой член. На кончике появляется капля, но вода смывает ее. — Энджел. — Я пытаюсь остановить ее, но она отмахивается от моей руки и опускается передо мной на колени.

Она никогда не должна стоять на коленях, но, черт возьми, какое это блаженство — видеть ее преклонившей колени передо мной, как будто я достоин этого. Я никогда не был достоин, но ей все равно, потому что она моя сладкая Энджел, готовая отдавать себя тем, кто этого не заслуживает.

— Не останавливай меня, — говорит она, наклоняясь и проводя языком по головке моего члена. Когда она обхватывает его губами, я кряхчу. Мне приходится опереться одной рукой о стену.

Энджел скользит вперед своим влажным теплым ртом, поглощая меня, а ее язык скользит по длине. Я тяжело дышу, опуская руку и впиваясь пальцами в ее волосы.

— О, Боже, — стону я, когда она ускоряет движения, даря мне величайшее наслаждение в моей жизни.

Я ни за что не выдержу. Это слишком. Она стоит на коленях передо мной, вкушая каждую частичку меня. Ее тихие стоны наслаждения не помогают ситуации. Я изо всех сил стараюсь не двигать бедрами, но Энджел делает это сама. Она продвигается глубже, пока я не чувствую ее горло.

У меня нет шанса предупредить ее. Оргазм вырывается из меня. Я пытаюсь отстраниться, но Энджел не позволяет. Вместо этого она втягивает щеки и продолжает сосать, забирая каждую мою каплю.

— Блядь, — хриплю я.

Энджел выпускает мой член из губ.

Я наклоняюсь, поднимаю ее и прижимаю к стене душевой, захватывая ее рот.

Это моя Энджел, и никто не отнимет ее у меня. Я уничтожу этот город и убью любого, кто посмеет попытаться. Надеюсь только, что в процессе я не уничтожу нас самих.

Глава 14

Энджел

Я просыпаюсь в постели одна.

— «Свет», — приказываю я компьютерной системе. Не знаю, как она называется, но Авель запрограммировал ее слушаться и мой голос.

Я поднимаюсь с кровати, гадая, куда он мог подеваться. Завернувшись в простыню, выхожу на поиски. Из-под одной из дверей, которую мы с Райли безуспешно пытались открыть на днях, пробивается свет. Сегодня она приоткрыта.

— Авель? — зову я, приоткрывая ее еще немного, чтобы предупредить о своем появлении. Я не знаю, что в этой комнате, но он держит ее запертой не просто так. Слышу щелчки, и несколько мониторов гаснут, когда я открываю дверь. Он разворачивается в кресле, чтобы встретиться со мной взглядом. Это кабинет.

— Иди сюда, Энджел.

Он раздвигает бедра, жестом приглашая меня. Авель усаживает меня к себе на колени. Его губы приникают к моей шее, а отросшая за ночь щетина щекочет кожу, заставляя меня смеяться.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, прижимаясь к нему сильнее.

— Разбираюсь кое с чем.

— С тем, о чем не хочешь мне рассказывать?

Отвечает мычанием. Раньше его немногословие меня раздражало, но теперь — нет.

— Почему ты не хочешь мне ничего рассказывать? Потому что работаешь на Каттанео?

— Тебя беспокоит, что я на них работаю?

— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Возможно?

Судя по этому месту и тому, как Райли отзывалась об Авеле, или о Чёрче, как они его называют, я догадываюсь, что его работа не совсем законна.

— Я бы бросил. Стоило бы тебе только попросить.

— Правда?

Я поворачиваюсь на его коленях, садясь верхом. Его слова удивляют меня. Я не могла представить, чтобы мой отец хотя бы предложил отойти от дел из-за того, что они плохо на меня влияли. Мое мнение ничего не значило. Но это неудивительно, ведь мой отец — самый эгоцентричный человек на свете. А этот мужчина, с которым я познакомилась всего несколько дней назад, готов на все, чтобы я чувствовала себя в безопасности и была счастлива.

Авель просовывает одну руку под простыню и кладет мне на спину.

— Да, — подтверждает он, его пальцы нежно скользят по коже.

— Я не хочу указывать тебе, что делать. Мне всегда не нравилось, что мой отец занимался такими темными делами. По дому постоянно сновали странные типы.

— В нашем доме, где бы мы ни жили, не будет появляться ни одного незнакомого тебе человека.

Я киваю. Верю ему. Также я отмечаю про себя, что он говорит о нашей совместной жизни как о чем-то само собой разумеющемся.

— Не думаю, что мне действительно стоит об этом беспокоиться. Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. С отцом у меня не было такого же чувства.

— Он нехороший человек.

— Я знаю. А ты?

— Не знаю, Энджел. Это зависит от твоей системы убеждений. Но с точки зрения закона — нет, я нехороший человек.

— Что ты делаешь для семьи Каттанео? Райли в шутку сказала, что у тебя «определенный набор навыков».

Авель отводит взгляд, и я понимаю, что Райли была права.

— Эй, — я касаюсь его щеки, желая, чтобы он снова посмотрел на меня. — Ты рассказывал мне, как ты рос. — У меня разрывалось сердце, когда я представляла Авеля мальчишкой на улице, вынужденным выживать. Зачастую улица была для него безопаснее, чем приемные семьи, в которые его определяли. Он даже