Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 1)

Лес стал редеть, впереди раскинулась голубовато-стальная речная гладь. Скалистый берег – каменная круча. Позади ели сомкнулись густой тёмно-зелёной зубчатой стеной, а ближе к краю росли куцые, облезлые деревья. Одной рукой натянув поводья, другой Северга притиснула к себе Ждану и впилась в её губы злым и колючим, болезненным поцелуем.

– Я всегда беру то, что хочу, – с хриплым, обветренным смехом сказала она. – Красивое местечко – в самый раз. Не хочешь стать моей женой – приляжешь здесь со мной на часок, а потом, если хочешь, поедем дальше.

Ноги Жданы едва не подкосились, ощутив твёрдую землю. Тело её болело от неистовой скачки в седле; Северга тем временем привязала коня и расстелила плащ, от которого за версту несло копчёно-горькой гарью и смертью.

«Успокойся, сердце, тише», – приговаривала Ждана мысленно. Настало время сорвать завесу тоски, боли и страха, победить слабость и превратиться в разящий клинок. Нащупав холодный, твёрдый стержень в душе, Ждана позволила коленям подогнуться и опустилась на плащ. Терять уже было нечего, «лечение» Яра стало последней каплей. Решимость сияла внутри прозрачным, как хрусталь, грозным камнем.

– Так ведь студёно, – произнесла она, поражаясь тому, как буднично и спокойно прозвучал её голос. – Что, прямо здесь, по-звериному?…

– Не обессудь, уж придётся обойтись без опочивальни с пуховой перинкой, – усмехнулась Северга.

Она даже не стала снимать броню: та не помешала ей сесть рядом и крепко обнять Ждану. Ждана же, подавляя комок омерзения в горле и терпя грубый, насильственный поцелуй, нащупывала под складками одежды игольницу. Спасительная сила Лалады, заключённая в белогорских иглах, накажет Севергу за всё… Вот он, заветный мешочек! Пальцы Жданы проникли внутрь и достали то, что нужно.

Рука женщины-оборотня, устремившаяся было Ждане под подол, вдруг перехватила её запястье.

– Не выйдет, моя дорогая, – клыкасто усмехнулась Северга, холодно прищурив волчьи глаза.

Стиснув руку Жданы до посинения и отобрав игольницу, она швырнула её вниз с обрыва, после чего повалила княгиню Воронецкую, придавив собою и обдавая смрадом дыхания. Желудок Жданы свело приступом тошноты, но она пересилила себя и расслабилась, обмякла, ласкающе скользя ладонью по закованному в броню плечу Северги, вверх по шее, по щеке… С волос женщины-оборотня она соскользнула на свой платок: под ним к вышитой бисером шапочке-повойнику была приколота одна игла. Её Ждана на всякий случай припрятала отдельно от игольницы, пока стирала плащ Северги в бане. Её ловкие пальцы искусной вышивальщицы незаметно вынули самое маленькое белогорское оружие…

Быть может, следовало позволить Северге потерять чутьё, ослепнуть и оглохнуть от похоти и страсти, но слишком невыносимы были для Жданы её прикосновения. Она не смогла выждать, и Северга, уловив краем глаза подозрительное движение, успела заслониться рукой. Игла, нацеленная в глаз, вошла ей глубоко в мякоть ладони.

Суровый мрачный ельник на скалистом берегу, вероятно, никогда не слышал такого воя – будто разом взревели сто медведей. Судорога боли скрутила женщину-оборотня в бараний рог, и Ждана, откатившись в сторону, с ужасом наблюдала. Рука Северги приобрела мраморный цвет с фиолетовыми прожилками сосудов, пальцы страшно скрючились, под натянувшейся кожей выпукло проступили, словно распухнув, суставы. Воя раненым зверем, Северга каталась по земле, то пыталась вскочить, то падала, приближаясь к краю обрыва. Ждану взяла жуть: вопли страдания, испускаемые Севергой, словно драли ей душу стальными когтями. Но перед глазами тут же встал горящий человек, и невольно пробудившаяся жалость усохла на корню: белоглазая волчица получила по заслугам.

– Ды-ы-ым!…

Крутясь от боли волчком, Северга на миг застыла на самой кромке обрыва. Ждана по другую сторону расстеленного плаща тоже замерла, заледенев: неужели судьба довершит то, что она сама и не предполагала сделать? Раздалось ржание, и конь, сорвавшись с привязи, кинулся на помощь своей хозяйке. Однако его рвение и спешка сыграли злую шутку: желая послужить Северге опорой, за которую та могла бы ухватиться, конь нечаянно ткнул её мордой в грудь. С коротким вскриком женщина-оборотень скрылась за бурой щетиной осенней травы на краю. Горестно заржав и склонив голову, конь смотрел вниз… Его косматая грива струилась чёрными змеями на ветру.

«Это не я… Это судьба», – думала Ждана, прижав ледяные ладони к горящим щекам. В груди гуляло тоскливое эхо крика Северги.

И вдруг – снова какой-то крик, уже слабый и жалобный. Встрепенувшись, Ждана подползла – даже голова противно поплыла от высоты, а мурашки крошечными холодными лапками пробежали по лопаткам. Внизу рябила сизовато-синяя речная гладь, а Северга висела в полутора саженях от края, держась здоровой рукой за торчащий древесный корень. Далеко под нею из воды выступали острые камни, упав на которые, белоглазая подданная Маруши если и не погибла бы благодаря своей живучести, то уж точно переломала бы себе все кости. Вторая, пронзённая иглой рука мёртво висела, точно отсохшая, и невозможно было себе представить, как Северга без неё взобралась бы наверх. Ни конь, ни Ждана не могли ей помочь. На этой мысли животное и женщина встретились взглядами.

Что-то в глазах Дыма, не по-лошадиному осмысленных и полных недоброго, ядовито-горчичного света, заставило Ждану похолодеть и отступить. Повернув к ней морду, конь смотрел на неё так, точно винил её в случившемся. Копыто, на котором ещё виднелась запёкшаяся кровь Малины, смешанная с грязью, жаждало новой жертвы…

Конь топнул, вскинул голову и захрапел, угрожающе разворачиваясь к Ждане. Та попятилась, стремясь спрятаться за дерево, да под ноги ей попался расстеленный на земле плащ. Точно услышав отголосок воли своей хозяйки, чёрная ткань живыми цепкими складками обвилась вокруг сапога, и Ждана упала. Дым словно только того и ждал – взвился на дыбы, занося над нею мохнатые смертоносные копыта.

Серое небо уже гостеприимно раскрывало Ждане свои объятия – оставалось лишь умереть на этой прекрасной, несгибаемо гордой каменной круче над рекой и взлететь, но с края тучи вдруг сорвался какой-то порхающий комочек. Горлица… Серокрылая птица сделала изящный круг над беснующимся конём и опустилась ему на голову, чуть позади рогов его шлема; на вид она была легка – не больше голубя, но передние ноги Дыма подломились, словно под неподъёмной тяжестью, и он рухнул на колени. Свет надежды тёплым толчком оживил уже почти замершее сердце Жданы: не иначе, дочь Малины в птичьем облике прилетела ей на помощь… Нитки! Игольницы Ждана лишилась, но два мотка ниток остались в мешочке на поясе – её собственные и подарок Дубравы. Дрожащими озябшими пальцами она вынула вторые. Укротить неукротимое… Пара мгновений – и широкая петля была готова. Шагнув к коленопреклонённому коню, Ждана накинула её ему на шею. Едва она это сделала, как горлица вспорхнула и скрылась в небе, как светлокрылая душа, а Дым так и остался поверженным, с потухшим взглядом и поникшей головой.