После развода. Отголоски любви - Катя Лебедева

заношу их на кухню, чувствуя, как этот груз давит не только на руки, но и на душу.

В этот момент из своей комнаты выходит Злата. Она видит у меня в руках огромную, шикарную корзину цветов, от которых и нарядный пакет от ювелирного магазина. Дочь молча, исподлобья смотрит на меня, и не сказав ни слова, не спросив ни о чем, разворачивается и снова захлопывает дверь своей комнаты, и этот тихий, но выразительный укор больнее любого крика, любого скандала.

Я же иду на кухню и опускаю ношу на кухонный стул. Пальцами, которые чуть дрожат, развязываю шелковую ленту на пакете, внутри бархатная, темно-синяя коробочка, тяжелая и солидная.

Открываю ее, а там на черном бархате лежит шикарный комплект ювелирных украшений: колье с крупным сапфиром, серьги и массивный браслет. Все сверкает холодным, безжизненным блеском золота и камней, слепит глаза, но не греет душу.

Это просто дорогой металл и камни, бездушные и показные. Может это плата? Но за что? За молчание? За покорность? За семнадцать лет жизни, которые он перечеркнул одним махом?

Беру телефон, и глядя на эти бесполезные предметы роскоши, пишу ему ответ.

«Подарок великолепный. Очень дорогой и безвкусный. Как и все, что ты делаешь в последнее время. Но я не продаюсь. Ты не на ту напал»

Глава 12

Мила

Четыре года.

Они пролетели как один долгий, напряженный день, наполненный бессонными ночами, пеленками, первыми шагами Артема и тяжелым, непробиваемым молчанием Златы.

Она уже в одиннадцатом классе, высокая, стройная, с тем же упрямым характером, что и у ее отца. А главное с той же обидой на меня, которая не прошла, не рассосалась со временем, а лишь затаилась глубоко внутри нее, как заноза, изредка прорывающаяся колкими замечаниями или молчанием.

Дочь до сих пор не может простить мне того, что я скрыла от Саши правду о его сыне, лишила ее брата отца, а отца — сына. Но я не могла поступить иначе. Там у Саши сын родился тоже. Он бы не стал нас выбирать все равно.

Поэтому я взяла с нее клятвенное обещание, и она, хоть и с немой ненавистью в глазах, ее сдержала. Артем растет, не зная отца, и с каждым годом все сильнее походит на Сашу, не давая мне забыть о том, что было в прошлом.

Иногда ловлю себя на мысли, что это жестоко по отношению к ним обоим, но потом вспоминаю холодные, пустые глаза Саши, его «варианты», его коробку с украшениями, и сердце снова закрывается на все замки. Я сделала свой выбор. Самый тяжелый и одинокий в моей жизни.

Но кажется судьбе этого мало, потому что она подкинула мне еще проблем, из-за которых я сейчас на работе.

У журнала новый владелец. Наш милый, предсказуемый, привычный мирок с его уютными дедлайнами и драгоценной возможностью мне работать из дома рухнул в одночасье, похоронив под обломками иллюзию стабильности.

Теперь здесь правят другие, неизвестные никому правила, и этот хаос пугает всех до дрожи. Все перешептываются, боятся одного, беспощадного сокращения.

— Слышала, ему всего сорок два, — шипит Ольга из отдела моды, прикрывая рот рукой, словно делясь сокровенным. — И не женат. И детей нет, представляешь? Говорят, состояние себе с нуля сделал, самоучка.

— Боже, представляешь, если он на меня посмотрит? Хотя бы разок! — мечтательно вздыхает Алина, молодая практикантка, поправляя и без того идеальные, уложенные локоны. — Идеальный мужчина. Богатый, перспективный, без вредных привычек… С ним точно не соскучишься. Надо будет как-нибудь «случайно» столкнуться с ним у кофемашины.

Я стараюсь не вслушиваться в их разговоры, но их назойливые, визгливые перешептывания пробиваются даже сквозь наушники.

— Ну, кому-то тут точно не светит закрутить роман с ним, — с ядовитой, сладкой улыбкой замечает та же Алина, бросив выразительный, уничижительный взгляд в мою сторону. — Некоторые уже давно отыграли свое, пора бы и честь знать. Практически его ровесница, да еще и с двумя прицепами на заднем сиденье жизни. Таким не до флирта с боссом, им бы на детсадовском родительском собрании не уснуть.

Нет, я многое могу понять, стерпеть, но не такое. Имени эта «красотка» не назвала, но все прекрасно поняли в чей огород камень. И если бы она не тронула детей, я бы промолчала, но дети — это святое.

— Дети — это не «прицепы», Алина, — говорю спокойно, но так, чтобы слышали все вокруг и даже не сомневались, что я не отступлю в случае чего и не позволю никому трогать мою семью. — Это моя семья. И когда у человека есть настоящая семья, это именно семья решает, войдет ли в их круг, в их доверие новый человек или нет, а не наоборот.

Все начинают странно смотреть на меня, как-то кивать, но мне не до них, я завелась. Нельзя злить мать. Просто помните это всегда.

— И если этот ваш новый владелец настолько недалекий и поверхностный, что будет судить своих сотрудников по наличию или отсутствию у них детей, а не по их профессиональным качествам и опыту, то, честно говоря, он мне и не нужен. Работать на такого — себе дороже.

После этих слов наступает мертвая тишина, которую можно резать ножом. Алина краснеет до корней волос и резко отворачивается к своему монитору, делая вид, что увлечена работой. И нет, это не повод остановиться. Эта малолетка не усвоила урок.

— Да и вообще, если уж на то пошло, мне в принципе не нужны никакие мужчины, — добавляю уже больше для самой себя. — Одни проблемы от них, одни разочарования. И этот новый владелец, он уже заранее не нравится, потому что одним махом отменил возможность работать удаленно, даже изредка. А это для меня было важно. Очень. Так что я к нему, можно сказать, уже настроена крайне негативно и скептически.

И едва заканчиваю говорить это, как у меня за спиной, раздается низкий, спокойный, бархатный мужской голос, в котором ясно слышится легкая, едва уловимая, но оттого еще более опасная усмешка.

— Естественно, я не могу позволить ключевым сотрудникам разъезжаться по домам и работать вразнобой, когда от слаженности и эффективности команды здесь, в офисе, зависит будущее всего издания и его прибыльность. Я плачу зарплату за конкретный, измеримый результат и командную работу здесь и сейчас, а не за комфортный, но разрозненный график в уютной домашней обстановке.

Да чтоб вас всех леший утащил. Это вот почему они замолчали. Хоть бы кто-то остановил. Но что поделать, все уже сказано, поэтому медленно, на