Бамбалейло! - Галина Шатен

— отвечаю, не задумываясь. Мы стоим на кухне. И когда здесь сосед — она, кажется, еще меньше. Вноваты его широкие плчеи и высокий рост.

— Оправдано, — одобряет.

— У тебя есть сигарета, а? Я просто на фиг это всё не вытяну, — отпиваю чай. Боже, что за божественность?! — Ммм, какой вкусный… Что ты туда намешал? У меня такого не было...

— Травки принес тебе, — хмыкает, наблюдая за мной своим этим вот взглядом, что прям бы… ух. Еще и бегал домой. Надо же.

— Может, и тебе чаю налить? — предлагаю, отведя глаза.

— Может, — медленно отзывается, делая ко мне два шага. Поднимаю к нему лицо. Я ему едва достаю до плеча. Нежно касается рукой моей щеки и, наклонившись, целует в лоб.

Ох, у меня прямо все органы в дудочку скручиваются от нежности. И неожиданности. Ну, в лоб? — Но я предпочитаю свидание.

А затем дает мне в руку едва початую пачку сигарет и уходит. И я уже почти совершенно влюбляюсь, обнаружив на сковороде макароны с каким-то сырным соусом.

Когда он успел-то это сварганить-то?

Ммм… Божественные. Как и мой сосед.

= 7 =

Так странно, еще несколько недель назад моя жизнь была словно отрепетированная сцена театрального представления. Я знала, что за чем следует, и было легко находится на своем месте. Думала, это и есть жизнь. И сейчас сидя на стуле в обнимку со сковородой, и проклиная всё на свете и больше всего свою слабохарактерность, я не знала, что меня ждет завтра. Это одновременно напрягало и одновременно волновало. Странное такое чувство.

Вот, например. Насколько вообще нормально, что малолетняя и беременная любовница моего почти бывшего мужа сегодня будет у меня ночевать, потому что мне не хватает мужества выгнать ее к чертям собачьим на улицу? И вот вообще, за что мне всё вот это вот. Я же жила, хорошенькая, никого не трогала. Всегда со всеми была вежливой и услуживай. Считай с меня можно было писать роман " Идеальная жена». И вот бах-трах получайте -распишитесь!. Кому рассказать - не поверят.

Проверяю напоследок беременного ребенка. Она мирно спит. Так же как ее уложили, на краюшке. И в какой-то момент мое сердце сжимается. Вот сейчас здесь могла лежать моя дочь и точно также спать. Но есть ли смысл бесконечно ковырять рану, которая и так никогда до конца не заживет?

Утром кряхтя от болей в спине, мне на минуточку уже не двадцать лет, и спать на стульях то еще удовольствие, развожу ту жижу, что маркетинг называет кофе. Мешаю и принюхиваюсь. Не то пальто, но за неимением лучшего, как говорится…Успеваю также испечь запеканку из творога, прежде чем моя гостья дает о себе знать.

- Доброе утро.

Вероника стоит в проходе. И она по-прежнему похожа на ангела. Вот сучка. Мое же лицо походит на оттек Квинки.

- Позавтракай. Собирайся и уходи, - говорю и отворачиваюсь. Не, а чего она ждала? Я в конце концов не служба спасения и не красный крест.

Она не заходит. Ей явно неловко. И она не в своей тарелки. И я ненавижу себя за свою жалостливость.

- Давай-давай, шевели поршнями, - тороплю ее, принимая в себя черную жидкость, - вот запеканка, вон сметана. Есть сахар. Это всё. Уж что есть, благодаря твоему любовничку.

- Спасибо большое, Оксана. Вы… эм… вы хороший человек. И Леонид глупый, если так поступил с вами. Я сейчас же соберу вещи и уйду. Простите, что вообще пришла. У меня случилась...эм… маленькая истерика. Анель меня напугала до икоты.

Разглядываю девчонку, выглядит вполне себе искренне. Ну. Ее можно понять. Моя свекровь и меня всегда немного пугала своим напором. Да. Можно. Если б Вероника не спала с моим мужем. И не собиралась от него рожать.

- Какой у тебя месяц? – спрашиваю.

- Почти восьмой, - отвечает, и кладет на живот руку, рефлекторно.

- Проходи садись поешь и езжай к врачу. Тебе сегодня точно нужно. Фельдшер вчера сказал. Давай-давай садись.

Она неловко переступает порог и устраивается за столом. Ставлю перед ней блюдо, пустую тарелку и лопатку. Уж положит сама себе, не переломится.

- Итак, - говорю, наблюдая за ней, - есть некоторые вопросы. Ты там не упадешь в обморок от них?

- Постараюсь…ммм…ниче себе! Как вкусно! Будто моя мама…- запинается, краснея, как-то совсем по-детски очаровательно, - будто как моя мама в детстве готовила. Очень вкусно!

- А где твоя мама живет?

- Она умерла, когда мне было тринадцать. У меня никого нет. Только дядя Тарас. Но по работе он часто в разъездах и часто в местах без связи… А я сама из Дмитровска. С области. У меня там дом остался.

- Ладно. Как давно у вас роман с Лёней?

- Чуть меньше года.

- Восемь месяцев? – предполагаю.

- Чуть больше, - отводит взгляд и перестает есть, – Оксана… Николаевна, я понимаю. Я понимаю, как вам вот так со мной сидеть трудно. Но я хочу, чтобы вы знали… я клянусь, я бы никогда -никогда…

- Как вы встретились? – игнорирую ее раскаивание. – Как вообще произошло, что ты связалась с мужиком в два раза старше? Ну серьезно, в восемнадцать?

— Я не выбирала, - ее глаза опущены, на щеках легкий румянец, она теребит край и так повидавшей виды скатерти. - Я его не узнала сразу. Да я и не знала особо кто есть кто из врачей. Но про кардиохирурга от Бога Архангельского часто слышала. Как он пациентов с того света возвращает…Мне дали работу в его отделении. Санитаркой. Я училась на первом курсе меда и вот...А там, в больнице, все боялись его. Он был такой… другой. Ходил, такой тихий, сосредоточенный. Всегда вежлив со всеми. Но холоден, что ли… А вокруг все бегали, что-то теряли, орали вечно... А он всегда вежливый. Он меня единственный всегда замечал. «Здравствуйте, - говорил, - вы новенькая? А , на первом курсе учимся, будущая коллега. Как зовут?» А потом всегда мне улыбался при встрече, словно я что-то стою. На меня вообще никто никогда не смотрел так…Я ж санитарка…

Спотыкается. Стыдно становится. Наверное. Но я не перебиваю. Хочу