После развода. Отголоски любви - Катя Лебедева

— Скажи лучше, ты уже что-то присмотрела там, в новом городе? Какую-то квартиру? Чтобы сразу купить и не мучиться.

— Пока нет, — отвечаю ей. — Сначала поживем на съеме. Посмотрим, как Злата освоится, как сама я почувствую себя там… и уже потом будем думать о чем-то своем.

— Что?! — Лена замирает с широко раскрытыми глазами, даже маркер из рук выскальзывает. — На съемной? Да ты совсем с катушек съехала после всего этого. Ты будешь ютиться в какой-то чужой, пропахшей чужими людьми квартире, платить деньги какому-то арендодателю, в то время как он с этой… с этой мокрой цыпкой будут жить-поживать да добра наживать?! Да ни за что! Это же верх унижения! Я не позволю!

Ее слова бьют обухом по голове, они цепляют что-то болезненное внутри, за ту самую унизительную боль, которую я пытаюсь затолкать поглубже и забыть.

И вдруг, резко внизу живота становится больно. Боль выворачивает, режет, и все по нарастающей. Она и раньше была, боль эта, но слабая, редкая, а тут словно за все разы разом накрыла. Я невольно сгибаюсь пополам, судорожно хватаясь за край стола, стараясь не упасть, потому что комната плывет, в глазах темнеет.

— Мила! — Лена бросается ко мне, не думая ни о чем. — Мила, что с тобой? Господи, да ты вся белая, как эта бумага!

— Ничего… — пытаюсь выпрямиться, сделать вид, что все в порядке, но не могу, ноги подкашиваются. Боль не отпускает, скручивает меня изнутри. — Просто… просто прихватило немного. Пройдет. У меня… в последние дни так, слабость, немного побаливает… Наверное, нервы. Сейчас прилягу, и все пройдет.

— Какие еще нафиг нервы! Это не нервы! — почти кричит, усаживая меня на стул, будто я сделана из хрусталя. — У тебя живот болит! Это может быть аппендицит, или почки, или язва открылась, да что угодно! Ты вся трясешься.

Она говорит, и я внезапно чувствую эту дрожь, мелкую, неконтролируемую, пронизывающую все тело.

— Лен, правда, не надо паники… — пытаюсь, сама не знаю зачем, игнорировать происходящее. — Просто успокоиться нужно…

— Да мне плевать, что ты там говоришь! — она уже лихорадочно достает телефон из кармана джинсов. Ее пальцы заметно дрожат, не сразу попадает по цифрам. — После всего, что ты перенесла за этот месяц, любой нервный срыв мог подорвать здоровье капитально! Ты могла заработать себе что угодно! Сиди и не двигайся вообще!

И я сижу, согнувшись, обхватив живот руками, наблюдая за ней. Она крепко, по-дружески сжимает мою холодную руку в своих теплых, надежных ладонях. Этот контраст кажется мне символичным, ее яркая жизнь и моя медленно угасающая. Я закрываю глаза. От стыда за свою слабость, от страха перед неизвестностью, от этой внезапной, свалившейся на меня беспомощности, которая унизительнее любой измены.

Сквозь накатывающую волну боли, сквозь туман в голове я слышу лишь ее тяжелое, взволнованное дыхание.

— Да, скорая, срочно приезжайте! Женщине тридцать пять, очень плохо, сильные боли в животе, головокружение, почти потеряла сознание… Да, ждем. Быстрее.

Глава 9

Мила

Холодный гель и датчик на коже. Я смотрю в белый потолок, уставший от тысяч таких же, как мой, взглядов. Лена сжимает мою руку.

Врач водит датчиком и сосредоточено смотрит на экран, на котором мелькают серые тени, полосы, непонятные простому смертному пятна. Я молчу, боясь спросить, что там, боюсь услышать, что это язва, нервное истощение, что-то серьезное, не поправимое.

Врач замирает, ее взгляд прикован к монитору. Она несколько раз щелкает мышкой, замеряя что-то.

— Ну что там? — все же спрашиваю у нее, и Лена сильнее сжимает мою руку. — Что-то серьезное?

— Тише, тише, все сейчас узнаем, — шепчет мне подруга, но по голосу слышу, она напряжена не меньше меня.

Врач поворачивается ко мне, и начинает улыбаться, что немного успокаивает, но все равно тревожит.

— Мила Александровна, поздравляю вас. Вы беременны, — что? — Срок семь-восемь недель. Вот, смотрите, — она поворачивает монитор ко мне, — видите это крошечное пятнышко? Это ваш малыш. А это его сердечко. Оно бьется.

Ее слова оглушают. Этого просто не может быть. Нет. Так не бывает. Все как в дешевой мелодраме.

— Что? — переспрашиваю, не зная, то ли хочу, чтобы послышалось, то ли чтоб это было правдой. — Повторите, пожалуйста… Я не поняла.

— Вы беременны, дорогая. Примерно два месяца. Все соответствует сроку. Развивается малыш хорошо.

Приподнимаюсь на локте, стараясь разглядеть в этих размытых серых контурах хоть что-то человеческое. И вижу. Крошечное пятнышко и дыхание перехватывает.

— С ребенком… все хорошо? — переспрашиваю не в силах сдержать это. — Точно все хорошо? Вы уверены? Может, нужно еще раз проверить?

Врач мягко, но настойчиво укладывает меня обратно.

— По данным УЗИ да, все в полном порядке, малыш развивается строго по сроку. Сердцебиение четкое, ритмичное. У вас прекрасные показатели. Но, — она смотрит на меня серьезнее, — вам сейчас нужно сдать целый ряд анализов и обязательно, без промедлений, встать на учет. Учитывая ваш возраст и, судя по вашему бледному виду и общему состоянию, перенесенный недавно стресс… нам нужно очень внимательно и бережно за вами наблюдать. Сейчас пройдете к моей коллеге в третий кабинет, она даст вам все направления, распишет рекомендации и диету.

Врач помогает мне вытереть живот, и я одеваюсь, не глядя на Лену, не видя собственных рук. Мир сузился до отголосков того, что мне только что сказали.

Мы выходим в длинный коридор. Лена молча, крепко взяв меня под локоть, ведет к пластиковым креслам у стены. Я опускаюсь на них не чувствуя ни спины, ни ног.

— Беременна… — выдыхаю, и слово звучит как приговор и как чудо одновременно. — Лен, я беременна.

Подруга садится рядом, и медленно качает головой. Она все слышала, она все знает, но она в шоке, как и я.

— Мил… Господи помилуй… Это же… Это просто не укладывается в голове. Как? Когда? То есть… после всего… — Она замолкает, запутавшись в собственных мыслях. Поздравить? Соболезновать? Обрадоваться? Это слишком сложно, слишком сюрреалистично. — Вы так долго хотели, и он в итоге так вовремя… Ааааа!

— Получается, что так, — растерянно отвечаю ей и закрываю лицо ладонями. Я не плачу, просто пытаюсь спрятаться от всего мира, сжаться в комок. В голове каша.

Двенадцать лет. Двенадцать лет мы хотели второго малыша, двенадцать лет пытались. Сначала не получалось, потом врачи, анализы, надежды и разочарования. Слезы в подушку после очередного отрицательного теста. Его редкие, но меткие фразы: «Ну, может, и к лучшему? С одной Златой проще».

Год за годом. А потом… потом мы просто смирились. Оставили эти попытки. Сказали