Майкл Скотт - Восточные страсти

Джонатан то и дело отрывался от общей беседы, чтобы перекинуться парой слов с детьми или повозиться с ними и с чау на берегу.

— Как же прекрасно, — чуть грустно произнесла Элизабет, когда Джонатан вернулся к ней, побегав взапуски по пляжу с детьми, — как же прекрасно, что твои дети могут расти в такой непринужденной атмосфере. Должна тебе признаться, ты совсем другой отец, чем сэр Алан. А если бы Лайцзе-лу была здесь, она, не сомневаюсь, одобрила бы твое воспитание.

Джонатан, с трудом переводя дыхание после бега, внимательно взглянул на нее:

— И почему же ты так считаешь?

Элизабет стало немного не по себе.

— Признаться, не знаю, — сказала она. — Я не имею права утверждать, что была с ней хорошо знакома, но по тому, что я о ней знаю, мне кажется, она была целеустремленной женщиной и хорошо знала, чего хочет, и я думаю, она хотела, чтобы ее дети выросли такими же бесстрашными, как она.

Джонатан на секунду задумался и улыбнулся.

— Я раньше никогда не думал о такой связи между ней и нашими детьми, но ты, мне кажется, права.

Элизабет разомкнула какие-то потайные затворы в душе Джонатана — он вдруг почувствовал, что может свободно говорить с ней о своей покойной жене. И он заговорил — непринужденно, ничего не тая и не испытывая скованности.

Но и Элизабет, в свою очередь, была ошеломлена собственной реакцией. Спроси ее кто-нибудь раньше, и она ответила бы, не задумываясь, что не испытает ничего, кроме обжигающей ревности, если Джонатан заговорит о Лайцзе-лу в таком духе. А говорил он с такой очевидной, такой проникновенной любовью, что Элизабет могла только недоумевать, почему же она слушает его не только с искренним вниманием, но и откликается душой на каждое сказанное им слово. Непостижимым образом она вдруг легко и ясно приняла то, с чем ей давно уже следовало смириться: когда-то его сердце было целиком и безраздельно отдано Лайцзе-лу, и часть его будет принадлежать ей вечно. Его будущей жене — если ему суждено жениться снова — придется так или иначе признать, что он до конца своих дней будет связан с покойной китайской женой нерасторжимыми узами. И женщине, которой это будет не под силу, лучше не выходить за него замуж.

Быть может, понять его чувства помогло ей собственное знакомство с Лайцзе-лу. Ведь она была действительно необыкновенной женщиной, и Элизабет внутренне разделяла то глубокое уважение, которое сквозило в каждом сказанном Джонатаном слове. Более того, она искренне сострадала его несчастью.

Элизабет еще толком не поняла, что сама переживает период совсем новой, незнакомой доселе эмоциональной зрелости. Она сознавала лишь то, что понимает значимость и силу чувств Джонатана; она от всей души могла сопереживать ему. В каком-то смысле то была иная Элизабет Бойнтон. Взбалмошная, самонадеянная юная наследница гигантского состояния наконец испытала, каково может быть страдание, она испытала, какие муки может переносить человеческая душа, и теперь способна была примерять эти страдания и мучения на себя. В сердце ее поселились тепло и привязанность к людям.

Она хорошо знала, что Джонатан — достойный человек, способный безраздельно отдать себя женщине, которую полюбил. Его память о Лайцзе-лу была по-прежнему живой и действенной, она была настоящей, ненадуманной. В ней не было ничего растлевающего и болезненного, — он вовсе не выглядел человеком, завороженно глядящим вспять в давно минувшее прошлое. После смерти Лайцзе-лу сохранила то же влияние на него, которое оказывала при жизни.

В тот день Элизабет оставила глубокий след в душе Джонатана. Но лишь позднее, когда он перебирал воспоминания о прогулке, явилось понимание той необыкновенной и прекрасной легкости, с которой далось ему общение с ней. Теперь же он был восхищен ее красотой и наслаждался собственной раскованностью.

— Между прочим, — вдруг спросил он, — не приходилось тебе получать известий от Эрики фон Клауснер, после того как она уехала на Восток?

Та ревность, которой не было и следа во время беседы о Лайцзе-лу, внезапно охватила страшными щупальцами все существо Элизабет. Содрогнувшись всем телом, она взглянула на него, недоумевая, как он посмел заговорить с ней об Эрике, и, с трудом поборов желание влепить ему пощечину и не удостоив его ответом, она стремительно поднялась на ноги и предложила детям сыграть в пятнашки.

Вскоре игра совершенно захватила ее; она носилась с детьми по пляжу и заливалась радостным смехом, а он смотрел на нее, теряясь в догадках, что же произошло. Ясно было одно: без объяснений она оставила его общество и ушла в крайнем раздражении. Однако он искренне недоумевал, что же в его словах или поступках вызвало столь резкую перемену ее настроения.

Элизабет, без сомнения, пользовалась особым расположением у детей: они обращались с ней, как со сверстницей. Они ни в чем ей не отказывали и сами были совершенно раскованны.

С началом осени наступил и новый учебный год, и домой из очередного плавания вернулся юный Брэд Уокер. Ему еще предстояло закончить школу, но не было сомнений, что в конце концов он пойдет по семейным стопам и поступит в колледж при Йельском университете. Это был крепкий, уверенный в себе мальчуган, который научился постоять за себя, и потому на пикнике он поневоле сделался центром внимания всей семьи.

Его младшая сестра, ревнуя к нему и вконец расстроенная невниманием взрослых, вскоре надулась и отошла в сторонку.

Элизабет первой угадала настроение девочки и, не испытывая сомнений относительно его причин, предложила остальным детям начинать игру без нее, а сама присела на небольшой уступ скалы на пляже как раз рядом с тем местом, где находилась Джуди.

— Не против, если мы немного поболтаем? — спросила она.

Джуди с безразличием пожала плечами.

— Наверное, ты тоже хочешь сообщить мне, какой у меня замечательный братец.

— Не угадала. Видишь, у костра сидит мой собственный братец и объедается кукурузой? Не так давно, когда он вернулся из плаванья, вся семья обращалась с ним как с настоящим героем.

— Правда? — невольно заинтересовалась Джуди.

— Ну конечно, — беззаботно ответила Элизабет. — Видишь ли, это старинная семейная традиция. Мужчина учится навигации, узнает, как управлять кораблем, после чего считается, что равных ему нет во всем белом свете. Я интереса ради провела клипер через всю Атлантику, и случилось это несколько дней назад, однако, как ты видишь, никто не спешит ко мне с медалями и наградами. Ничего другого я от них и не ждала. Все почести в этой семье достаются одним мужчинам.

Джуди пристально посмотрела на нее и издала глубокий вздох.