Лаура Паркер - Буря страсти

— Я этого не отрицаю. — Она поцеловала его в щеку. — Ты уже не так бледен. Прогулки и хорошее питание пошли тебе на пользу.

Когда она наклонилась ниже, чтобы поцеловать его в губы, он отвернулся, подставив щеку.

— Откуда эта ложная скромность? Разве я не имею права целовать собственного мужа при свете дня?

— Нет нужды льстить мне.

Делла села на край кровати. Повязка на глазу делала его загадочным.

— Ты думаешь, мои поцелуи — лесть?

Он вздрогнул, когда она положила руку на его обнаженную грудь.

— Я доволен, что ты пришла ко мне сегодня ночью.

— Я пришла в твою постель, потому что ты не приходил ко мне.

Рейф отвернулся. Его здоровую щеку окрасил слабый румянец.

— Я не хочу, чтобы ты считала себя обязанной. Или ласкала меня из чувства долга.

Делла подумала, что в своих отношениях на два шага вперед они делают один шаг назад, и эта мысль потрясла ее. Обычно проницательный, ее муж проявляет удивительную бестолковость, когда дело касается мотивов ее поступков.

— У тебя возникает впечатление, что я исполняю свой долг, когда ласкаю тебя? — спросила она, гладя его по груди между сосками.

— Нет, — признался он и перекатился на бок лицом к ней. — Ты являешь собой… очень эффектное зрелище.

Делла залюбовалась улыбкой, тронувшей его губы против его воли.

— Мне нравится это описание. Значит…

— Значит что? — Сколько настороженности в голосе, как будто она предложила ему несвежего сыра!

— Ты провоцируешь меня, чтобы я занялась с тобой любовью здесь и сейчас?

— Естественно, нет! — Эта мысль не приходила Рейфу в голову до тех пор, пока ее не высказала Делла, хотя о большем он и мечтать не мог.

— Нет? — Она встала на колени. — Какое право ты имеешь отказывать женщине, которая ведет себя так зрелищно?

— Я это сказал просто так, — начал оправдываться Рейф, но Делла уже развязывала тесемки на халате.

Когда тонкий шелк соскользнул с ее плеч, она легла на него. Гибкая, она струилась по нему, как вода струится по камню, излечивая раны, успокоительным журчанием изгоняя мрак из его сознания, благотворным прикосновением освобождая его от острого разочарования и тоски. Наконец их тела слились в единое целое, его твердая плоть погрузилась в ее влажные глубины, и они на мгновение забыли, что на дворе утро, что за пределами их крохотного мирка существует будущее.

— Распущенное создание! — восхищенно произнес Рейф, отдышавшись.

— Только с тобой. — Делла, ошеломленная собственной смелостью, прижалась к нему. — Только благодаря тебе.

— Делла, что мне делать с тобой?

— Любить.

— Да, и это тоже, — осторожно ответил Рейф. — Ты скучаешь по Лондону?

— Да. — Она села, радостно улыбаясь тому, что он поднял тему, которая имела для нее огромное значение. — Уже апрель. Мне бы хотелось начать готовиться к нашему возвращению в Англию. Я скучаю по Хиллфорд-Холлу и моему саду. Пора мульчировать розы и обрезать отмершие ветки.

— Ты обязательно должна поехать домой.

— Мы должны поехать домой.

Рейф взял в ладонь ее подбородок.

— Я не вернусь.

Делла ничем не показала своего изумления.

— Ты так сильно любишь Италию?

— В Англии для меня ничего не осталось.

Она заставила себя не обращать внимания на странные интонации в его голосе, которые не звучали только тогда, когда он нашептывал ей слова любви.

— Понятно. Ты хочешь, чтобы я закрыла Хиллфорд-Холл и сдала лондонский дом?

— Нет. Я никогда не намеревался оставить тебя здесь. Твоя жизнь — в Англии, там тебе и следует жить. Можешь навещать меня, когда возникнет нужда. Проводить со мной зимы. Многие зимуют здесь.

Хотя идея и была абсурдной, Делла взвесила его доводы и отвергла их с праведным гневом.

— Что же, по-твоему, я скажу своим друзьям и родственникам?

— Что хочешь. — Он помолчал, понимая, что нанес ей новую рану. — Возможно, ты решишь, что во вдовстве есть свои плюсы.

Делла ахнула и села.

— Ты хочешь сказать, что все должны думать, будто ты мертв?

— Так будет лучше.

— Но не для меня!

Он повернулся к ней:

— Именно для тебя, Делла. Мы должны быть благоразумны. Ты слишком добросердечна, чтобы признать, что бомонд будет воспринимать меня как уродца из паноптикума. Они начнут жалеть меня, разглядывать исподтишка и грустно качать головами. Я этого не вынесу.

— Без тебя Лондон не будет для меня прежним.

— Натыкаться на мебель и красться на цыпочках? — продолжал Рейф, рисуя картину, которая превратилась для него в кошмар. — Ты не сможешь брать меня с собой на приемы и балы. Я стану предметом оскорблений, обо мне будут говорить в снисходительном тоне. В первое время ты будешь объяснять мои ошибки, потом — страдать от молчания окружающих, а в конце — злиться на меня за унижения, которым тебя подвергнет свет.

— Ты изобразил меня полной дурой. Я отвергаю такой взгляд. Кроме того, практика принесла свои плоды и теперь ты ловко орудуешь левой рукой.

— Я не могу написать собственное имя и нарезать мясо за обедом.

— Со временем ты осилишь первое. И какая разница, кто нарежет мясо?

— Я не хочу стать предметом пересудов!

— Тогда тебе не следовало появляться на свет! — Эти слова, с удовольствием подметила Делла, мгновенно заставили его замолчать. — Ты никогда не был обычным, Рейф. Стоило тебе войти в комнату, и о тебе начинали судачить: о твоей осанке, о твоей внешности, служебном положении и личностных качествах. Тебя всегда замечали! Ты думаешь, нас бы обсуждали, если бы ты был маленьким, толстеньким, некрасивым, имел блуждающий взгляд и косолапил? Нет, люди завидовали нашему счастью! Мой отец называл верхом высокомерия то, что я не притворялась, будто принимаю ухаживания глупых, жадных и тщеславных мужчин. Поверь, очень многих привлекали размеры моего приданого. Наверное, бесчисленное количество мамаш и их хорошо обеспеченных дочек никогда не простят тебе то, что ты своим вниманием не льстил им, не бросал на них страстные взгляды и не подверг испытанию их добродетель прогулками при луне. А вот чего они точно не простят, так это нашей преданности друг другу. Так что ничего не изменилось.

— Я не желаю, чтобы на меня пялились и меня обсуждали!

— Тогда ты должен научиться не привлекать внимания к незначительному изменению твоей внешности.

— Отсутствие руки — не незначительное изменение! Я не могу обменяться рукопожатием с другом или поцеловать даме руку.

— Последнее меня совсем не расстраивает. — Делла улыбнулась в ответ на его изумленный взгляд. — Это просто шутка, Рейф.

— Ты готова снова выставить себя на всеобщее обозрение. Я же не готов.

— Как ты можешь быть в этом уверен?