Юлия Леонова - Звезда Любви

— Егорка, поди глянь, чего там, — указал он кучеру тростью на берег.

Перепуганный Егорка воротился спустя несколько минут.

— Утопленница, барин! — перекрестился он.

Мужчина некоторое время стоял в раздумьях, потирая правый висок кончиками пальцев.

— Да коли и так, негоже оставлять ее на берегу, — повернувшись к лакею, тут же спрыгнувшему с запяток, молвил он. — Подите, принесите ее сюда. Придется, видно, в Петербург завернуть по дороге.

Вздохнув, прислуга кинулась исполнять поручение хозяина. Расстелив на песке дорожный плащ, Егорка поднял женщину, и тут незнакомка едва слышно застонала. От неожиданности кучер выронил свою ношу и, осенив себя крестным знамением, со всех ног кинулся к барину.

— Ваше сиятельство, жива она. Вот Вам крест, жива!

— Ну, так поторопитесь, чего встали?! — прикрикнул он на прислугу.

Егорка и Трофим, личный камердинер графа, вдвоем подтащили плащ и завернутую в него женщину к карете и осторожно опустили наземь. Склонившись над женщиной, мужчина всмотрелся в лицо незнакомки.

— Эх, девонька! Как же тебя угораздило-то? — пробормотал он, отметив про себя дорогое платье и тонкие черты благородного лица. — Подсоби, — бросил он кучеру, наклоняясь, чтобы поднять девушку.

Погрузив свою находку в экипаж, граф устроил ее на сидении и велел Егорке гнать обратно в Александровку.

Едва завидел роскошный экипаж, приближающийся к воротам, управляющий сам выбежал на крыльцо, недоумевая, с чего это графу вздумалось воротиться. Каково же было его удивление, когда его сиятельство граф Василий Андреевич Закревский выбрался из кареты не один, а с молодой женщиной на руках.

— Вели комнату приготовить! — бросил он на ходу, осторожно поднимаясь по ступеням со своей ношей, не доверив ее никому.

— Бог мой, Ваше сиятельство, кто эта несчастная? — всплеснул руками управляющий.

— Не знаю! — раздраженно ответил граф. — Пошли за доктором Леманном, да язык не распускай!

Доктора привезли через пару часов, а до этого времени найденную на берегу женщину со всеми предосторожностями переодели и устроили в постели. Выгнав из комнаты всех, и его сиятельство в том числе, пожилой врач-немец осмотрел девушку.

— Ваше сиятельство, — обратился он к графу, когда вышел из комнаты, — очевидно, что девушка очень долго пробыла в холодной воде. Это чудо, что она вообще жива! Однако теперь ей нужны, прежде всего, тепло и заботливый уход. Надобно бы растереть ее и согреть. Может начаться лихорадка.

— Но она придет в себя? — поинтересовался граф.

— Я не могу Вам сказать этого с уверенностью, — вздохнул Рудольф Карлович, — завтра я еще раз приеду осмотреть ее.

Пожилая женщина, что раньше исполняла обязанности нянюшки в семье графа, растерла водкой до красноты холодное тело и завернула ее в теплое одеяло, накрыв сверху еще двумя. Приподняв голову девушки, влила в приоткрытые губы немного того, что осталось от полной бутыли. Девушка закашлялась и открыла затуманенные глаза.

— Где я? — еле слышный, похожий на шорох листьев шепот, сорвался с потрескавшихся губ.

— В Александровке, милая, — ласково ответила сухонькая старушонка и, опустив ее на подушку, направилась к двери.

— Барин, — с поклоном обратилась она, открыв двери уютной гостиной. — Очнулась барышня!

В комнату больной вошел высокий, сухощавый мужчина в возрасте и окинул лежащую в кровати девушку пронзительным взглядом ярко-синих глаз.

Девушка попыталась приподняться на постели, но даже это легкое движение отдалось в затылке и висках нестерпимой болью. С глухим стоном она упала на подушку и прикрыла глаза, вновь лишившись чувств.

Василий Андреевич не мог отвести взгляда от лица этой молодой женщины: что-то странно знакомое было в этих тонких чертах. Он вдруг снова почувствовал себя 12-летним мальчишкой, замершим у крыльца отчего дома, когда из кареты следом за его кузеном, графом Закревским, приехавшим в гости к его родителям, появилась изумительная красавица, его молодая жена Юлия Михайловна. Она была старше Васи на восемь лет, и едва ли его чувства к ней можно было назвать влюбленностью — он издали поклонялся ей, как богине. Видел он Юлию Михайловну буквально считанные разы, но известие о ее смерти, которое настигло его в военной кампании против Турции, стало для него страшным ударом. И вот теперь, на склоне лет, не грезит ли он, глядя на эту чуть живую девочку?

На следующий день с самого утра вновь приехал Рудольф Карлович. Осмотрев пациентку, доктор вышел, озабоченно нахмурившись.

— Как я и предполагал, Ваше сиятельство, началась лихорадка, — покачал он головой. — Но не это самое странное… — доктор помолчал некоторое время. — Она ненадолго пришла в себя, я поинтересовался, как ее имя, но она не ответила, только расплакалась и сказала, что не знает. У нее на затылке и на виске имеется опухоль, скорее всего, следствие сильных ударов, причем удар по затылку, скорее всего, был нанесен умышленно каким-то небольшим предметом. Я слышал о таких случаях, когда вследствие сильных душевных волнений или сильного удара человек может лишиться памяти. Иногда она возвращается, а иногда… Мне слишком мало известно о том, на моей практике это первый случай.

Рудольф Карлович замолчал, ожидая ответа собеседника.

Молча и граф, ошеломленный странной мыслью, что пришла ему в голову. Господь лишил его дочери, но именно в годовщину смерти его обожаемой Аннет свел его на жизненном пути с этой девушкой. Разве это не знак свыше, что, отняв у него Анну, Господь послал ему эту несчастную, чтобы он мог позаботиться о ней? К тому же, если принять во внимание слова доктора Леманна об умышленном ударе, кто-то пытался лишить ее жизни. Возможно, она в опасности, и уж совершенно точно, она сейчас беззащитна и беспомощна.

— Я позабочусь о ней, — ответил граф.

— Вы собираетесь сообщить о ней в полицию? — поинтересовался Леманн.

Василий Андреевич отрицательно покачал головой.

— Вы сказали, что девушка утратила память. Если она ничего не сказала Вам, она ничего не сможет рассказать и полицейским, лишь станет легкой добычей для того, кто, возможно, пытался убить ее. Потому я и Вас попрошу сохранять в тайне сие происшествие.

— Меня это не касается, Василий Андреевич, потому языком болтать я не стану, но что Вы дальше собираетесь делать, если она поправится?

— Я подумаю над тем, — задумчиво отозвался граф.

Проводив доктора Леманна, Василий Андреевич прошел в свой кабинет. Граф приезжал в Александровку с одной лишь целью: посетить могилу дочери в годовщину ее смерти. В прошлый светский сезон Закревский привез Аннет в Петербург. Аннушке исполнилось восемнадцать, и пора было выводить ее в свет. Василий Андреевич схоронил жену, когда Анне едва минуло пять лет, и больше так и не женился, зная, что детей у него более не будет. Когда Аннушке было два годика, она заболела свинкой, а он, не переболевший в детстве этой болезнью, заразился от нее. Доктор сразу предупредил его о последствиях и оказался прав. Воспитывал дочку он сам вместе с часто меняющимися гувернантками, из которых, по его мнению, ни одна не была достойна его драгоценной Аннет.