Юлия Леонова - Звезда Любви

— Ты знаешь, где искать этого сукина сына?! — не сдержался Шеховский.

Мишель кашлянул и скосил глаза на вспыхнувшую алым румянцем Полину.

— Прошу прощения, — опустил глаза Павел.

— Только сегодня днем мне прислали записку с его адресом, — отозвался Михаил, — я собирался навестить тебя завтра поутру.

— Не будем медлить, — устремился к двери Поль.

— Полин, я прикажу Никите отвезти Вас домой, — обратился к ней Горчаков, — мы с Павлом Николаевичем поедем верхом.

— Но дождь… — начала было Полина.

— Нам не помеха, — перебил ее Михаил. — Полин, я не могу взять Вас с собой и рисковать Вашей жизнью.

— Я понимаю, — едва заметно улыбнулась ему Полина. — Прошу Вас, Михаил Алексеевич, найдите Жюли! Павел Николаевич… не в себе сейчас и может Бог знает что натворить, — тихо добавила она, бросив взгляд на Шеховского, замершего около двери.

Горчаков кивнул головой и склонился над ее рукой, запечатлев на ней легкий поцелуй.

— Я люблю Вас! — задержал ее руку в своей князь.

Едва спешившись у дома, где проживал Поплавский, Павел оттолкнул швейцара, стрелой взлетел по лестнице и забарабанил в деревянные двери квартиры на втором этаже. Следом за ним поднялся швейцар, и, дождавшись, когда князь в полном отчаянии привалился спиной к двери, подал голос:

— Ваше благородие, так нету их. Как ушли с утра, так еще не воротились.

Поль поднял голову и пристально вгляделся в лицо старика.

— А не лжешь?

— Вот вам крест, не лгу, Ваше благородие, — истово перекрестился швейцар.

Павел медленно оттолкнулся от двери и побрел вниз. Горчаков ждал на улице, удерживая на поводу двух норовистых жеребцов.

— Его там нет, — тихо ответил Поль на его вопросительный взгляд.

— Будем ждать, иного выхода нет, — вздохнул Мишель.

Уже темнело, когда к подъезду подкатила пролетка. Бросив поводья, мужчина, не оборачиваясь, побрел к подъезду. Павел рванулся следом. Он настиг Поплавского перед дверью и, схватив за плечо, развернул к себе лицом. Увидев, кто перед ним, Аристарх побледнел так, что это было заметно даже в призрачном свете уличного фонаря.

— Где она?! Где моя жена?! — прижав его к стене и надавив локтем на горло, прошипел Поль.

Поплавский беззвучно шевелил губами и вдруг разразился смехом, но тут же подавился им, когда князь надавил чуть сильнее. Аристарх отнюдь не был слабым телом, но ярость словно удесятерила силы Шеховского.

— Ее больше нет! — прохрипел он, и тотчас страшный удар кулаком в лицо поверг его наземь.

Застонав, Поплавский поднялся на четвереньки.

— Она утонула, — простонал он. — Я не виноват, она сама выпрыгнула из коляски и упала с моста в реку.

— Где?! Где это было?! — рванув его кверху что было силы, прорычал Шеховской.

— Какая Вам теперь разница, Ваше сиятельство, — ухмыльнулся Поплавский разбитыми губами, и снова был сбит на землю ударом кулака.

— Мост через Стрелку, по дороге на Стрельну, — сплевывая кровь, ответил Аристарх.

В голове билась только одна единственная мысль: откуда Шеховской так быстро узнал обо всем? Не иначе, как сам дьявол навел его на след.

Павел вновь поднял его и размахнулся, но его руку перехватил Мишель.

— Довольно, я послал за урядником, а нам надо спешить, — увещевал он совершенно оглушенного полученными новостями друга.

Поплавского скрутили двое дюжих лакеев, которых Горчаков взял с собой. Оставив их дожидаться представителей закона, Мишель и Поль, не теряя времени, помчались в Стрельну.

Свет фонарей, что были взяты с собой, не мог рассеять тьму, сгустившуюся на загородной дороге, вблизи моста. Скользя по мокрому берегу, Павел, рискуя сломать себе шею, спустился под мост.

— Юля! — что было сил, выкрикнул он, но ответом ему был только рев бушующей воды.

— Поль! — свесившись с моста, позвал Михаил. — Это безнадежно! Боюсь, негодяй был прав. Мне очень жаль.

— Я не верю, — тихо сам себе ответил Шеховской, спускаясь в реку, силясь хоть что-нибудь разглядеть в бурлящей воде под мостом.

Течение сбивало с ног и норовило утянуть под воду. Держа фонарь над головой, Павел все глубже входил в реку.

— Остановись! — выкрикнул сверху Горчаков. — Пойми, ее здесь нет! Даже если она жива, ее давно отнесло течением. Надобно поутру воротиться с людьми, пройтись по берегу.

Шеховской, мокрый и грязный, с трудом выбрался на берег, утопив в реке фонарь.

— Я не могу уйти, — опускаясь на едва пробившуюся траву, обхватил он руками голову.

— Поль, Жюли умеет плавать?

— Я не знаю! — дернул он плечом, сбрасывая руку Горчакова. — Боже! Я ничего о ней не знаю! — простонал он.

— Мы должны вернуться, — помогая ему подняться, отчеканил Мишель.

— Не могу! — закрыл лицо руками Поль. Он как-то враз ссутулился, плечи его поникли, выдавая отчаяние и скорбь.

Павел вернулся в дом на Сергиевскую улицу далеко за полночь. Николай Матвеевич и Софья Андреевна ожидали сына в кабинете князя. Едва им сообщили, что он приехал, оба поспешили ему навстречу. Поль едва держался на ногах, весь покрытый грязью с головы до ног, в насквозь мокром мундире.

— Ты не нашел ее! — выдохнула Софья Андреевна.

Павел отрицательно покачал головой и оперся на плечо Прохора.

— Бренди подай, — сердито прикрикнул на лакея, снимавшего с Шеховского шинель Николай Матвеевич.

Спустя час Павел в домашней одежде, укутанный в мягкий шлафрок, сидел в кресле отца в его кабинете. Николай Матвеевич беспокойно расхаживал по комнате.

— На все воля божья, Поль, — обратился он к нему. — Если твоя жена жива, ее найдут, я приложу к тому все усилия.

Шеховской с глухим стуком поставил на стол пустой бокал из-под бренди.

— Она жива! — хрипло выдавил он.

Николай Матвеевич внимательно вгляделся в лицо сына. Бледный, губы упрямо сжаты в тонкую линию, темные круги под глазами, страдальчески нахмуренные брови. Он и не подозревал, насколько глубока оказалась эта сердечная привязанность, вспыхнувшая столь внезапно, как сухой порох.

Ранним апрельским утром по дороге вдоль Финского залива мерно катила большая дорожная карета, выехавшая из небольшого имения Александровка, едва рассвело.

Мужчина лет пятидесяти, отодвинув занавеску, с угрюмым видом разглядывал побережье. Какое-то ярко-синее пятно на берегу привлекло его внимание. Подняв трость, он стукнул в стенку экипажа, повелевая остановиться. Распахнув дверцу кареты, мужчина осторожно ступил на дорогу и тяжело оперся на трость, щадя покалеченную в бою под Варшавой ногу.