Жена самурая - Виктория Богачева

Масато-сан разрезал подол ее кимоно и хададзюбана, но она едва обратила на то внимание.

— Воду нужно согреть — она будет ледяной.

— Отличная мысль! Давай, разведи костер и приведи к нам врагов…

— Отойдите все подальше. Пусть подле госпожи останется Масато. Мы не должны на это смотреть…

«Почему их пугает дым от костра? Мои крики разносятся намного дальше…» — подумала Наоми, краем сознания цепляясь за ускользавшую мысль.

Внутри — где-то внизу живота — она чувствовала почти ежесекундные сокращения. А еще как никогда остро она чувствовала своего сына.

Она потеряла счет времени, на нее напало муторное, спасительное забытье. Ей все еще было больно и холодно, и все внутри сжимала ледяная рука, но Наоми словно смотрела на происходящее с ней сверху. Словно не была его частью.

Минута тянулась за минутой — медленно, неторопливо. Она пыталась выполнять все, что говорил Масато-сан — дышать на его счет, расслабиться, отдыхать, когда выпадала такая возможность — но пыталась почти безуспешно. Наоми так устала, так вымоталась… У нее не хватало сил даже вдохнуть!

— Такеши… — тихонько застонала она. — Такеши…

«Боги, пожалуйста, пусть это все закончится. Я больше не могу! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…!»

Кажется, Масато-сан закричал, что видит головку ее сына. К тому моменту Наоми едва его слышала. Он просил ее потерпеть и постараться еще немного, еще чуть-чуть, буквально пару раз.

Обессилев, Наоми со стоном впилась ногтями в холодную землю и вытолкнула ребенка в подставленные Масато-саном руки. Мужчина что-то говорил ей, поспешно кутая ее сына. Наоми приняла отчаянную попытку посмотреть на него, почти смогла повернуть голову, но без сил откинулась на плащ и закрыла глаза.

Ей почудилось, как Масато-сан сказал, что она родила дочь.

Конечно же, он ошибся. Она родила мальчика, и она назовет его Таро, если только… если только сможет прежде открыть глаза.

*Название глава получила в честь 9-го месяца по японскому календарю- месяцу долгих ночей.

* Таро — великий сын (это имя дают только первому сыну)

* тё — 109 метров

* ри — 3,927 км

Глава 32. Нагацуки. Часть 2.

Небо медленно розовело перед скорым рассветом. Над землей еще стелились ночной туман, и можно было увидеть луну, но вдоль линии горизонта уже налилась цветом яркая полоса — вот-вот покажется солнце.

Он вдохнул полной грудью прохладный воздух и на мгновенье задержал дыхание.

— Такеши-сан?

Он вздрогнул и сцепил покрепче зубы, досадуя на себя. Он никогда уже не будет прежним.

Такеши повернулся и отошел от деревянных поручней, на которые опирался.

— Мусасибо-сама, — ответил он и склонил голову перед невысоким, обритым наголо стариком. Несмотря на холодное утро тот стоял на земле босиком.

— Идем.

Такеши прошел вслед за ним, поправив на плечах короткую темную куртку. Он опустился на колени перед низким столиком и придвинул к себе пиалу риса. Мусасибо-сама напротив него сделал то же самое.

Старик окинул его цепким, колючим взглядом и взял в руки палочки. Такеши уже давно позабыл, каково это — дожидаться, пока кто-то старший начнет трапезу.

Мусасибо-сама был ямабуси. Старик нашел его, когда Минамото уже несколько дней бродил в лесу. Он ослаб, оголодал и замерз, и не смог бы оказать сопротивления, натолкнись на него кто-то из Тайра.

Но ему встретился Мусасибо-сама, который искал редкую целительную ягоду. Он жил в крохотном минка на одной из вершин перевала Курикара на земле Тайра, но не подчинялся ни одному клану. Со временем Такеши узнал о его учениках — старик не пускал их в свой дом, и те были вынуждены ночевать в наспех сколоченных лачугах и каждый день восходить к старику для занятий.

Мусасибо-сама дотащил его до своего минка и выходил. Старик врачевал его тело, но больше — душу.

В крохотном и тесном домике, продуваемом ветрами днем и ночью, на старых потрепанных циновках Такеши пытался обрести покой. Три дня блужданий по лесу дались ему непросто. Он провел месяцы в плену, но уже к исходу второй ночи на свободе был уверен, что умрет именно там. Не в грязной камере с затхлым воздухом, а окруженный опавшей листвой и опьяняющей лесной свежестью.

Каждую минуту ему мерещилась погоня, малейший хруст ветки казался шумом чьих-то шагов, а стволы деревьев в темноте напоминали солдат Тайра.

— Один из моих учеников даст тебе на равнине лошадь, — Мусасибо-сама отложил в сторону палочки и пригубил чая. — Он будет ждать тебя после рассвета.

Такеши взглянул на старика и коротко кивнул.

Он вспомнил, как очнулся в этой же комнате. Очнулся и испугался. Оттолкнул от себя старика, сбросил с себя повязки, разбил миску с целебной мазью. Выскочил на улицу и остолбенел, когда увидел перед собой раскинувшийся перевал Курикара с заснеженными вершинами. И солнце ослепительно било ему в глаза, и голова закружилась от свежего воздуха, и руки задрожали от холода.

Мусасибо-сама, неслышно подойдя, ударил его по затылку, и в следующий раз Такеши пришел в себя уже глубокой ночью.

— Разобьешь еще одну миску — я тебя свяжу, — у старика был низкий, хриплый голос.

— Где я? — Минамото прищурился, вглядываясь тому в лицо: глубокие морщины на лбу, гладкие, начисто выбритые щеки, серые, холодные глаза.

— В моем доме.

— Я сбежал от Тайра, — долгую минуту Такеши колебался — говорить или нет. Раньше он не раздумывал бы ни секунды — конечно, говорить! Но плен изменил его.

— Я знаю, Такеши-сан, — старик усмехнулся и развеял оставшиеся сомнения Минамото. — Пей. Ты должен спать, — Мусасибо-сама поднес к нему чашку с настоем, и Такеши уловил горький запах сушеных трав.

Он также понял, кем являлся старик. Ямабуси. Горные отшельники, мудрецы, скрывающиеся в горах монахи — в Японии у них было множество имен. Лекари, волхвы, монахи-воины. Мужчины, что скрывались в горных убежищах, проводя дни в молитвах и в изучении боевых искусств. Уважение к ним было столь велико, что ямабуси позволяли сохранять нейтралитет в войнах. Их не преследовали за выбор той или иной стороны, их минка не сжигали, их учеников не подвергали гонениям.

Ямабуси редко участвовали в битвах даймё, еще реже они становились для кого-то духовными учителями.

— Ты изживешь свой страх, — произнес вдруг старик. Его взгляд буквально пригвождал Такеши к месту. — Если перестанешь от него бежать.

Минамото дернул головой. Быть может, Мусасибо-сама был все же слишком стар. И его слова не всегда звучали разумно. Не может же он действительно советовать Такеши выставить свои чувства наружу? Показать всем свой страх.

— Ты глупый мальчишка, — сухо отметил старик. — Перестать бежать