Кэтрин Коултер - Дикая звезда

— Любовь, Дрю? Я думаю, ты имеешь в виду просто невостребованную похоть, а когда она востребована — что остается от любви? — Брент пожал плечами.

— Забота? Доверие? Дети? — Слова вырвались у Байрони, прежде чем она успела закрыть рот.

Брент рассмеялся.

— О да, конечно, дети привязывают мужчину.

Подрезают ему крылья и все такое.

Байрони на секунду закрыла глаза, так обожгли ее слова Брента. Она чуть коснулась рукой своего живота. Почему этот жалкий человек не обернется на себя?

— Тогда почему же мужчины женятся? — весело спросила Лорел. — Действует ваша теория невостребованной похоти?

Брент помолчал. Отпил немного вина, потом осторожно поставил хрустальный бокал на стол.

— Либо так, либо он оказывается в таком положении, когда у него не остается выбора.

— Вы имеете в виду соблазнение?

— Ах, Лорел, — возразил Брент, — я по-прежнему сомневаюсь, чтобы такая ситуация вообще существовала.

Байрони швырнула на стол льняную салфетку. Она хотела осыпать Брента ругательствами, но сохранила самообладание. Только не перед Лорел и Дрю. Натужно улыбнувшись, она поднялась из-за стола.

— С вашего позволения, я, пожалуй, вас покину.

Она вышла из столовой не оглянувшись. А войдя в свою спальню, долго смотрела на дверь, жалея о том, что не могла запереть ее на замок.

Она так обессилела от собственных мыслей, что не сразу услышала какой-то странный звук, доносившийся из угла комнаты, примыкающего к балкону.

— Лиззи?

Снова послышалось прерывистое рыдание. Байрони быстро подошла к стеклянной двери и увидела забившуюся в угол Лиззи.

— Лиззи, — позвала Байрони, опускаясь на колени. — Что случилось? Почему ты плачешь?

Лиззи вытерла глаза сжатыми в кулаки руками. Ей сказали, что масса отказался дать миссис еду и материю для рабов. Это подтвердил и Фрэнк Пакстон. Он схватил ее за руку около дома и сказал, что он скоро, очень скоро ее возьмет.

Но миссис ничего не могла сделать. Пакстон был белым человеком, управляющим.

— Ничего, миссис, — пробормотала Лиззи, не желая смотреть Байрони в глаза.

Байрони села на корточки, в размышлении наморщив лоб.

— Ты уверена, что не хочешь поведать мне, что тебя беспокоит?

Черная головка отрицательно качнулась.

Байрони медленно поднялась на ноги, чувствуя свою беспомощность и бесполезность.

— Хорошо, Лиззи, — проговорила она наконец. — Помоги мне раздеться, а потом отправляйся спать. Если захочешь поговорить со мной утром, я буду здесь.

Около полуночи Брент тихо вошел в спальню.

Через незашторенные окна в комнату лился лунный свет. Байрони лежала на боку, положив щеку на ладонь. Он медленно подошел к кровати, остановился и долго смотрел на жену. Он почувствовал мощный прилив чувств и молча посмеялся над собой. «Похоть, — подумал он. — Я все еще испытываю страстное желание обладать ею». Он наклонился, осторожно приподнял мягкий локон, лежавший на плече Байрони, и на секунду закрыл глаза. Байрони пошевелилась, но не проснулась. Брент вспоминал, что она ему говорила.

Она, разумеется, была права. Но правота далеко не всегда изменяет вещи к лучшему. Он понимал только, что хотел ее снова, сейчас.

Брент разделся и лег в постель рядом с Байрони.

Он поднял до пояса ее ночную рубашку, повернул ее на спину, раздвинул ей ноги, и скользнул в нее, глубоко и нежно.

Он чуть не задохнулся от тепла ее тела.

Байрони проснулась, как от толчка, ощутив его в себе.

Она содрогнулась от зарождавшихся внутри нее ощущений и наконец поняла, что происходило.

— Нет! — Она стала бороться с Брентом, но он опустился на нее всей тяжестью, словно каждым мощным движением прикалывая ее к постели.

— Не шевелись, — услышал он свой хриплый, грубоватый голос. — Боже, — простонал он, полностью теряя контроль над собой.

Байрони увидела, как напряглись жилы на его шее, когда он откинул назад голову и застонал от наслаждения.

Брент упал на нее задыхаясь.

Байрони не двигалась. Да и не могла бы при всем желании.

— Ты закончил со мной?

Брент приподнялся на локтях и посмотрел, на лицо Байрони, бледное и словно умытое лунным светом. Ее слова прозвучали монотонно-бесцветно, как будто были ей безразличны.

— Возможно, — отозвался Брент. — А может быть, и нет. Мне нравится быть внутри тебя — такой теплой и нежной.

— К тому же мне не надо платить.

Глубоко в Бренте что-то перевернулось. Это было оскорбление. Тяжкое оскорбление.

— Ты выпил. Это оправдывает мужчину, не правда ли, Брент? А теперь, когда твоя похоть утолена, что тебе еще надо?

Обида смешалась у Брента со злостью.

— В следующий раз я постараюсь сделать так, чтобы была утолена и твоя похоть, жена. Ты всегда такая милая и ласковая после того, как я доставлю тебе наслаждение.

И говоришь мне, что любишь меня.

Брент оторвался от нее, задержавшись на коленях между ее широко раскинутыми бедрами.

— Не стоит, Брент, — вяло сказала Байрони. — Я хочу спать. Прошу, оставь меня в покое.

Он тихо выругался, отодвинулся от Байрони, медленно свел ее колени и лег на бок, спиной к ней.

Она не пошевелилась. Он рисовал Байрони в своем воображении — на спине, в поднятой до талии ночной рубашке. Его охватил неумолимый порыв — заключить ее в объятия, прижать к себе и сказать… Сказать — что, глупец?

Глава 29

Байрони протянула колье суетливому мистеру Дюбуа. Она понимала, что он знает настоящую цену прекрасной вещи, но, разумеется, не станет ее называть ей, явно желавшей ее продать.

— Работа не совсем такая, какую хотелось бы видеть, — заключил мистер Дюбуа, — но хотя камни и посредственного качества, вещь неплохая.

Байрони молчала и ждала. Дай Бог, чтобы он предложил цену больше той, что давали другие.

Мистер Дюбуа еще долго рассматривал жемчуг и бриллианты и наконец скорбно вздохнул.

— Боюсь, что не смогу предложить вам больше трехсот долларов, миссис Хаммонд. Положение на рынке…

— Нет, благодарю вас, мистер Дюбуа, — не дала ему договорить Байрони, протягивая руку. — Могу я получить колье обратно?

Он с жадностью зажал изделие в пальцах.

— Возможно, мэм, я мог бы немного прибавить.

Скажем, четыреста?

— Нет, благодарю вас, мистер Дюбуа, — повторила Байрони, все еще держа перед ним раскрытую ладонь.

— Сколько вы хотите? — спросил он несколько недовольным тоном.

— Никак не меньше пятисот долларов.

Он начал длинную тираду, которой хватило на добрые три минуты, но Байрони, побывавшая уже у троих ювелиров и извлекшая определенный опыт от общения с ними, позволила ему продемонстрировать свое искусство.