Уинстон Грэхем - Корделия

– Да, – повторила Корделия, думая: "Должно быть, он уже на пути в Лондон…"

– С одной стороны, я слишком занят, а с другой – вы, обладая живым, деятельным умом, страдаете от недостатка возможностей его приложения. Конечно, вы уделяете много времени вашему сыну… Вы, должно быть, знаете, что мистер Слейни-Смит умер, оставив одни долги?

– Да, Брук говорил мне.

– Осталась вдова и девятеро детей. Это огромное несчастье. Полагаю, я должен оказать им посильную помощь. И вот, в свете последних событий, я подверг ревизии свои дела.

Корделия терпеливо ждала, пока свекор задумчиво барабанил пальцами по папке с бумагами. Наконец он продолжил:

– Я хочу увеличить число основных держателей акций компании с трех до шести, включив в это число вас, Брука, а также коллективного члена – семейство Слейни-Смит, разделив основной капитал поровну между всеми шестерыми. Руководить будете главным образом вы с Бруком, а я оставлю за собой функции советника. Так я постепенно передам бразды правления в ваши руки. Это должно стать дополнительным стимулом, – он то сжимал, то разжимал кулаки. - Я говорю обо всем так подробно, чтобы вы могли подвергнуть сей проект всестороннему рассмотрению.

Она ожидала язвительной критики, может быть, даже грубых нападок, скандала – только не этого! Благороднейший жест! Корделия должна была бы ощущать удивление, признательность, но вместо этого думала: "Что, если бы я приняла его? Но это же было невозможно. У меня не было выбора".

– Смерть Слейни-Смита заставляет думать о том, как много места в нашей жизни занимают пустяки, как мы склонны делать из мухи слона. С годами я не становлюсь моложе. Я давно мечтаю посвятить больше времени общественной деятельности. Поэтому нахожу проект вполне удовлетворительным.

Корделия открыла было рот, но мистер Фергюсон продолжал:

– Прошу вас хорошенько обдумать мое предложение. Хорошо, что у вас уже есть кое-какой опыт и вы можете представить последствия такого шага. Признаюсь вам, – он вперил в нее взгляд жестких, как сталь, глаз, – мне не хотелось делать подобное предложение одному Бруку. Хотя он мой сын, я отдаю себе отчет в том, что его способности ограниченны. Если быть предельно честным, я главным образом полагаюсь на вас.

Что это – лесть? Ему что-нибудь нужно?

Нет. Люди не лгут, когда речь идет о том, что является делом их жизни. Это уже не первый раз, когда после мелкой, пошлой перебранки он неожиданно меняет тактику, заставляет ее чувствовать себя злой и неблагодарной.

– Не сомневаюсь в том, – сказал мистер Фергюсон, – что найдутся деловые партнеры, которые будут отговаривать меня от того, чтобы возлагать такую ответственность на женщину. Это не должно вас тревожить.

– Спасибо, – Корделия постаралась, чтобы ее голос звучал тепло. – Вы более чем добры, мистер Фергюсон. Брук будет счастлив.

Он сказал:

– Живя обыденными заботами, перестаешь видеть перспективу. Но внезапно в нашу жизнь врывается подлинная трагедия, и у нас открываются глаза. Вы говорите, Брук? Вряд ли. Брука в последнее время ничто не радует. Но поговорите с ним. Может быть, ваше влияние поможет ему ощутить прилив энтузиазма.

– Его что-то не устраивает?

– Во-первых, его раздражает любое сделанное вам предложение.

– Да, я знаю.

– Во-вторых, эта нелепая шумиха вокруг моего брата. Брук стал очень раздражителен, любая мелочь выводит его из себя.

– Может быть, не стоит включать меня в число руководителей компании?

– Тогда вся затея теряет смысл.

– Но я не могу принять ваше предложение в случае его несогласия.

Мистер Фергюсон встал.

– Я думал об этом. Помните, как один король решил разделить свое королевство? Одну из дочерей звали Корделия. Но он был слепцом и не понял истинной цены ее поступков, в основе которых лежали гордость, подлинная добродетель и верность. Наш случай несколько иной.

Корделия метнула на него тревожный взгляд.

– Наш случай иной, – повторил мистер Фергюсон. – К счастью, я не слеп, а вы не гордячка. Хотя подчас мне кажется, что чрезмерная лояльность тоже может быть недостатком. А как вы думаете?

– Не знаю.

– Вы чрезмерно лояльны. В этом есть свои опасности.

– Вы ошибаетесь, – от всего сердца сказала она; на глаза навернулись слезы.

– Надеюсь, вы примете мое предложение.

– Благодарю вас.

Не дожидаясь ее ухода, мистер Фергюсон отвернулся к окну и застыл, глядя на слабо освещенные кусты.

По окончании приема к Берчу нагрянул нежданный посетитель.

Половину дома, где жил Роберт, по-прежнему занимала вдова его предшественника, и он по-холостяцки держал только одну служанку, которая ушла вместе с последним пациентом.

Сначала он не узнал своего гостя. Стивен подошел к свету.

– О, да это Кроссли! Я вас не узнал. Заходите, пожалуйста.

В его голосе прозвучали самые разные чувства, и Стивен это отметил.

– Спасибо.

Он последовал за врачом наверх, в небольшую, заставленную книжными полками комнату, с двумя лампами под абажурами да старым спаниелем на коврике перед камином.

– Я помешал? Больные или еще что-нибудь?

– Нет, нисколько. Садитесь. Вы курите?

– Спасибо, я предпочитаю сигары, – Стивен опустился в кресло и пригладил волосы. Роберту показалось, что он чувствует себя немного не в своей тарелке. Он вдруг остро ощутил убожество своего костюма.

– Давно вы не бывали в этих краях! Несколько лет, не так ли?

– Около трех. Я большей частью жил в Америке. Но заехал на несколько дней сюда, вот и подумал, что стоило бы повидаться с друзьями.

Роберт был несколько удивлен тем, что его причислили к друзьям, но не показал виду.

– Очень рад. Вы уже были у Фергюсонов?

– Нет, - Стивен зажег сигару от свечи. - Благодарю вас. То есть, я заезжал, но их не оказалось дома. Как-нибудь загляну еще раз. Как они поживают?

– Прекрасно. Вы слышали о феноменальном успехе старого Фергюсона?

– Нет, - Стивен внимательно выслушал рассказ Берча. - А я-то считал его выжившим из ума. Должно быть, это действительно вклад в современную науку. – Они еще немного потолковали о Прайди. Затем Стивен спросил: - А другой старикан – Слейни-Смит? Говорят, он покончил жизнь самоубийством?

– Да. После того злополучного сеанса в доме Фергюсонов он пристрастился к спиритизму.

– Я знаю. Судя по тому, что я слышал, все так и рвутся накинуть мне петлю на шею – как будто это я толкнул его под поезд?

Берч усмехнулся и почесал спаниеля за ухом.

– Ну, не до такой степени.

– Мне очень жаль, – сказал Стивен. - Действительно очень жаль. Но, говоря по совести, это же абсурд – уподобляться иудейскому пророку. Да если бы мы рассчитывали последствия наших слов и поступков до третьего колена, нам всем следовало бы уйти в монастырь и отказаться от всякой деятельности – и пусть мир катится в тартарары. Вы же умный человек, Берч.