Фрейлина - Тамара Шатохина

— Мероприятие все-таки официальное?.. — размышляла я.

— В связи с отъездом мы и так достаточно нарушаем. Я поручил составить извинительные записки, приложив к ним цветы для дам, присутствовавших на нашей с вами свадьбе. По этикету, требовалось нанести визиты всем, уважившим нас вниманием и преподнесшим подарки. Но это дело не одного дня… а я не могу так долго ждать.

— Поэтому и спешите с отъездом еще больше, — кажется, понимала я.

Посетив тех, кого позволило время, мы оскорбили бы неблагодарным невниманием других. А этого нельзя — слишком значимым был состав присутствовавших.

— Так и есть, — кивнул он, — но малый прием не настолько официален. Скорее всего, он пребудет в духе музыкального вечера, переходящего в легкий ужин, но с платьем нужно что-то решить. В Штутгарте я помог бы вам с этим, но здесь — увы… И еще одно — этикет требует быть в подарке от принимающей стороны, если таковой подходит случаю. Зная о грядущем приеме, я позволил себе оставить подарок Их королевских высочеств — подберите наряд в соответствии ему. А теперь позвольте откланяться, мне еще многое нужно успеть, — встал он с табурета, легко поклонился и вышел.

— Спасибо… за заботу, — повторила я уже в спину. Что тут еще скажешь? Я не знала.

Прием. Суета… не хотелось бы, наверное. Этот день я с радостью провела бы на Ольгином пруду и Царицыном острове. Тем более, что и дождь заканчивался — небо ощутимо светлело. Хотелось еще немного побыть одной, насладиться своим состоянием, подумать, осознать его глубже.

Хмыкнула… Надо же — а тут реальная жизнь. И нужно жить ее, получается. Придется жить.

В плоском деревянном футляре, аккуратно наколотое булавками на темный подклад, лежало кружево. Не веря глазам, я подхватила коробку и уложила ее на бюро у окна, рассматривая на свету.

Очень плотное белоснежное кружево, выполненное в технике фриволите, было щедро украшено белыми жемчужинами разного размера. Колье, серьги, браслет, узкий пояс, крохотная бальная сумочка-мешочек и веер. Веерная основа и все застежки из светлого серебра.

— Боже мой… это на витрину только. Пожелтеет же на теле. С ума сойти — красота! И как под такое найти наряд?

— Ну как же? — заглянула из-за плеча Ирма, — а ваше венчальное, Таисия Алексеевна… в чем же еще наносить визиты после свадьбы? Вуаль отложим, будет колье. Браслет широковат… ну так его и носят, наверное, вверху перчатки. Маменька ваша должна знать доподлинно… а я ничего не скажу — впервые такое вижу. И вправду красиво.

— Хорошо, да… ай да Ольга Николаевна, — улыбалась я и вспомнила вдруг… вспомнился Барятинский. И Илья… как бы не стряслось чего.

— Ирма, а ты Илью не видела случайно? Что-то давно не видать его.

— Спрашивал вас, как же… не пустила я эту образину во дворцовые покои. Не до него было.

— Ирма… найди его, позови. Он выполнял мое поручение, доложиться хотел.

Не в состоянии ждать, я вышла на крыльцо и стояла там, вдыхая влажный воздух. Пахло скошенной травой — между домиками виднелись небольшие аккуратные валки, еще не убранные из-за дождя.

Виноватый вид мужчины, подходившего ко мне, говорил сам за себя.

— Не нашел, да? — получилось у меня почти шепотом.

— Не застал, барышня. Александр Иванович, стало быть, подал прошение на Кавказ. Ему скоренько его и подписали, так он сразу и убыл к службе. В дороге где-нибудь сейчас. Адрес, где жить станет, пока неведом, — протянул он мне письмо.

Я покрутила его в руках. И черт знает… сама не представляла зачем — ни тогда, ни сейчас, но… Тоненькая паутинка, соединяющая прошлое и настоящее Ольги, окончательно рваться категорически не желала. Я не собиралась заниматься сводничеством, да и бессмысленно это. С душевной чистотой Великой княжны — бессмысленно совершенно. Но опять же — но…

А пускай судьба рассудит!

— Ты подумал над моим предложением, Илья Ильич? Едешь со мной на чужбину?

— Так чужбина она и есть, Таисия Алексеевна… — мялся солдат, — здесь топчан и тот мне родной. Да и девка у вас может быть, а не сынок… что же я зазря сидеть там буду?

— Пусть будет так. Тогда держи, — вручила я ему обратно письмо, — наведывайся, узнавай — как станет известен адрес, отправь пожалуйста. Маменька должна быть с минуты на минуту — деньги получишь. И те, что потратить пришлось, и на будущее. Иди, отдыхай…

У двери оглянулась.

— Погоди! Илья Ильич, а родится сын? Выписать тебя можно будет… хотя бы к году?

— Страшно вам, барышня, — правильно понял он меня, — только со страхом ни одно дело начинать не следует. А от меня помощь вам никакая сейчас. Пишите… к году. Доживу — посмотрим. Илья Ильич Прокудин полное мое имя. На фрейлинскую и пишите — либо здесь я буду, либо в Зимнем.

— Прокудин Илья Ильич, — послушно повторила я.

У меня одноклассник был — Пашка Прокудин, я не забуду…

* * *

Шторм на море сильная вещь, он одновременно ужасает и завораживает.

Стонет и гонит волну ветер… круговерть из дождя и морской пены мешает вдохнуть. И молнии тоже… Величественные… страшные своей красотой молнии с треском рвут окружающий мир на части.

А еще волны — черные, еще более страшные… будто зовут уже в себя, так и норовят поглотить. И нужны все силы — духа и воли, чтобы противостоять их мрачному зову — не поддаться, выстоять!

Константин переживал свой внутренний шторм, а он потребовал гораздо больше сил и самообладания, чем морской. Изо всех сил старался держать себя в руках и действовать разумно.

Потому и промчался потом мимо Коттеджа — нельзя ему было сейчас к отцу. И мимо Адмиральского домика — к людям тоже было нельзя.

Потому что почти сорвался уже…

У входа в Александрию случилась заминка, пришлось ждать пока откроют вход, уже запертый на ночь. Охрана — кавалергард метался один, по очереди отводя тяжелые кованные створки.

— Где все⁈ — рыкнул Великий князь.

Вытянувшись в струнку, служивый взглянул на караулку. Пройдя быстрым шагом и распахнув дверь, Константин скривился от ядреной смеси перегара и рвоты, висевшей в воздухе. Отставив таз, еще один караульный молча встал по стойке «смирно».

— Кто⁈ — шагнул Константин ближе и сразу узнал бледную физиономию недвижного Миши Дубельта, почти слившуюся цветом с белизной наволочки.

— Как давно?